Первое, что увидели глаза после долгого сна – деревянные потолки незнакомой мне комнаты. Тут же появилось четкое осознание: «Я ничего не помню, кроме собственного имени – Ямико[1]». Страха не чувствовала, лишь полное спокойствие, словно заснула в гостях у подруги и вот наконец-то очнулась от оков усталости, медленно возвращаясь к жизни.
В реальности же все по-другому. Я стала чистым листом, который потихоньку загрязняется воспоминаниями нового утра. Будто и не жила до этих часов, впервые пробудив сознание именно сейчас, в полнейшем одиночестве со странным чувством в груди. Оно не заставляло грустить или печалиться о забытом, наоборот, лишь давало четкий акцент безразличия к тому, чего решилась – заставляло ощущать себя странно и даже задаваться вопросом: «Неужто прошло настолько страшное, что даже собственная память решила вычеркнуть все, в стремлении создать нечто новое, свободное от былых страхов?»
«Разве такое возможно?» – пытаюсь убедить себя в глупости суждений, в попытках отбросить любые сомнения, в желании просто принять «новую себя»
«Странно… И так… Непонятно?»
Только сейчас получается найти силы и наконец-то подняться с кровати, при этом перестав изображать статую. Молчаливую. Неподвижную. Одинокую. Сразу бросается в глаза: комната небольшая. Из вещей лишь кровать, да маленький деревянный столик. Точно. На нем лежала записка – белый листок, послание которого продолжало сеять сомнения в душе:
«Настоятельно прошу, как только проснетесь, незамедлительно посетите школу, ведь сегодня ваш первый и последний день. Направление вам подскажут маленькие огоньки, чей свет невозможно и днем погасить. В случае отсутствия, я приду лично, для проведения беседы.»
Учитель Ромити[2]
«Учитель?» – очередной вопрос, что так и останется без ответа в пустой голове.
«Стоит ли мне… Действительно пойти туда?» – следующая мысль, что так же не заставила собственное сердце биться сильнее. Казалось, оно и вовсе замерло, ожидая, когда же бренное тело осознает свою смерть.
Нервно сглотнула, а после рука невольно потянулась к области чуть ниже большого пальца и слегка надавила. Ничего. Совершенно ничего не почувствовала. Ошибки быть не может – пульса нет. Только сейчас обратила внимание на одну деталь – я не дышала. За все это время грудь даже на миг не приподнялась в попытках сделать вдох, как, впрочем, и нос продолжал быть лишь украшением на невинном лице.
