В Море Голубой Луны никогда не наступала тьма. Казалось, светится не вода, а рассыпались по волнам тысячи алмазов – холодных, переливчатых, мерцающих, как звёзды, попавшие в плен океану. Всё потому, что каждую ночь над этим морем восходила Голубая Луна – огромная, таинственная, завораживающая. Её свет, пронизывая толщу воды, насыщал её сиянием, и даже днём море продолжало светиться изнутри, будто в его глубинах горели невидимые голубые свечи.
А в самом сердце этого моря, там, где волны становились тише, а свет – ярче, возвышался остров. Его называли «Лунная Ланусия» – владение юной русалки Чаолонг. Под островом зияла пещера, но тьма никогда не касалась её сводов. Свет, впитанный морем, просачивался сквозь толщу воды, и дно озарялось мягким голубым сиянием. Здесь, среди кораллов, переливающихся, как лунные блики, жила Чаолонг. Её чешуя отливала серебром и бирюзой, а длинные волны волос мерцали, словно пропитанные звёздной пылью. Она правила этим местом с тихой мудростью, зная каждый риф, каждую жемчужину, спрятанную в раковинах, и каждый тайный путь, по которому лунный свет струился в глубинах.
И если однажды ночью вам доведётся увидеть на горизонте сияющую голубую дорожку – знайте: это море зовёт. Может быть, Чаолонг ждёт гостя, или просто хочет поделиться ещё одной историей, спрятанной в мерцании своих вод.
Каждое полнолуние море будто затихало, затаив дыхание, а вода у берегов острова отступала, открывая узкую тропу из влажного песка. В эти часы Чаолонг могла ступать по земле. Её хвост, обычно гибкий и сияющий, превращался в пару стройных ног, а чешуя рассыпалась в серебристую пыль, оставляя за ней мерцающий след. Она поднималась на вершину острова, где среди скал росли лунные цветы – хрупкие, почти прозрачные, с лепестками, похожими на застывший свет. А рядом распускались ланусии – сияющие голубые лилии, которые раскрывались только под взглядом Голубой Луны. Чаолонг садилась на плоский камень, обвитый светящимися лианами, и смотрела вдаль – туда, где темнел горизонт. Там, за морем, жили люди. Она знала о них лишь из обрывков разговоров дельфинов, из песен странствующих чаек, из вещей, что иногда прибивало к берегу: обломков кораблей, лоскутов ткани, пустых бутылок с письмами внутри.
– Как они смеются? – думала она, ловя в ладони падающий лепесток ланусии. – О чем говорят у костра? Правда ли, что у них бывают "друзья"?
