Ночь. Узкие каменные улицы старого испанского города тонули в гулком шёпоте толпы. Площадь освещали факелы, и в их дрожащем свете плясали тени, похожие на чудовищ.
В центре возвышался костёр, и к нему вели женщину. Длинные чёрные волосы спадали на её плечи, и даже пламя факелов не могло затмить её красоты. Её глаза – глубокие, тёмные, как ночь над собором, – не отражали страха. Лишь решимость и странная сила, от которой сами священники опускали взгляд.
Толпа кричала. Одни требовали наказания, другие – молились шёпотом. Но в этот шум прорвался один голос:
– Элеа!
Мужчина рвался вперёд, но его держали двое стражников. Его лицо искажала боль. Он готов был разорвать цепи, лишь бы добраться до неё.
Она подняла глаза, и на её губах появилась улыбка – тихая, почти нежная, не для толпы, а только для него.
Пламя поднялось выше, коснулось её одежды. Она не закричала сразу. Лишь когда огонь охватил волосы, её голос прорезал ночь. И в этом крике было не отчаяние, а зов:
– Азер!
Он услышал своё имя так ясно, будто его прошептали прямо в сердце. Она смотрела только на него, пока пламя поглощало её тело. И в её глазах оставалось то обещание, которое никто не мог отнять:
«Я вернусь».
Азер закрыл глаза, но крик всё равно продолжал звучать – из огня, из толпы, из глубины души.
…И в ту же секунду, спустя века, другой человек резко проснулся в своей постели. Он был весь в поту, сердце билось так, будто рвалось наружу. Опять этот сон. Опять её глаза в огне. Опять её голос, зовущий его по имени…
Сны начались ещё в детстве: костёр, треск пламени, женский крик. Игнасио просыпался в холодном поту, и одна и та же картина возвращалась снова и снова.
Родные реагировали по-разному: отец отмахивался, мать гладила по голове и шептала, что всё пройдёт. Лишь бабушка смотрела на внука иначе – слишком пристально, с каким-то тревожным знанием в глазах.
Однажды, когда ему было четырнадцать, он случайно услышал разговор матери с бабушкой. Игнасио замер у дверей.
– Он снова кричал во сне, мама, – устало сказала мать. – Мне страшно за него.
Бабушка тяжело вздохнула.
– Это не просто сны. Это память рода.
– О чём ты говоришь? – мать понизила голос.
