История пятая. Фокси и Чирики. Приют для Пинки

Зима отступила, как надоевший гость, который всё же оставил после себя грязные сапоги у двери – в виде протекающей крыши, залежей снега в углах и ощущения, что весь мир ещё не проснулся. Но в старом доме под снос, где обитала наша пушисто-пернато-жужжащая банда, царила эйфория. Благодаря гениальной экономической реформе Фокси и безумным планам Чирики, в ржавом сейфе лежали стратегические запасы: корм, крупы, печенье, даже банка сгущёнки (которую Кот пытался съесть трижды, но каждый раз его ловили на полпути и читали лекции о «финансовой дисциплине»). Его Котошество, теперь уже не враг, а «бизнес-партнёр», мирно грелся на крыльце, получая свою долю в виде пачек корма и обещаний сгущёнки раз в неделю. Всё было прекрасно.

Слишком прекрасно.

Именно поэтому, когда наступил первый по-настоящему тёплый весенний день, а Фокси, проснувшись, понял, что ему не нужно ни воровать, ни торговать, ни прятаться – он впал в лёгкую панику.

– Чирики, – сказал он, сидя на куче газет и глядя в потолок, с которого капала уже не вода, а просто пыль. – У нас проблема.

– Какая ещё проблема? – лениво отозвался воробей, балансируя на спинке старого стула. – У нас есть еда. У нас есть крыша. У нас есть Кот, который спит и не портит статистику. Всё идеально.

– Именно! – вскочил Фокси. – Идеально! А идеальное – это скучно! Нам нужна передряга! Нам нужна авантюра! Нам нужен… сырный лабиринт!

– Сырный лабиринт? – переспросила Жу, зависнув над ними. – Агенты, я как раз собиралась предложить операцию «Сырный лабиринт». Мыши из пекарни «Сладкий рай» решили устроить конкурс: кто спрячет самый большой кусок эмментальера так, что никто не найдёт. Приз – вечная слава и… дополнительная порция крошек.

– Мыши – гении! – воскликнул Чирики. – Организуем миссию! Кот – главный искатель! Фокси – навигатор! Я – воздушный контроль! Жу – разведка! Вперёд, команда!

Кот, который до этого момента спал, свернувшись калачиком и мурлыкая себе под нос, моментально проснулся при слове «сыр». Его глаза распахнулись, язык вывалился, а хвост начал бить по полу, как метроном.