Посмертный Самозванец
Её звали Мари де Карсикс, и с самого своего рождения она не видела ничего, кроме маленькой деревушки своего отца Карсикс-ин-Эр, расположенной в ста сорока километрах от Парижа. Проживала вместе с семьёй в господском доме, который в действительности только назывался господским, на самом деле представляя из себя весьма странное, даже безвкусное строение, где из камня были только фундамент и стены. Этот дом так и остался недостроен, потому что доставать его было не на что, и на первом этаже всегда было холодно из-за прогнивших ставней. Ее отец, Жан де Карсикс, с гордость зовущий себя рыцарем, ни то что не выиграл, но даже и не участвовал ни в одном сражении, и, получив в наследство от собственного отца деревню, где едва насчитывалось пятьдесят душ, жил в этом доме, где не имел возможности отремонтировать даже местами протекающую крышу, и тешил себя семейной легендой, согласно которой его прямым предком был Филипп Первый, король Франции, умерший более двухсот лет назад. Якобы состоявшая в королевской свите служанка Сесилия, ставшая его любовницей, родила сына, которого король возвел во дворянство, и бедный род де Карсикс происходит от него. Если и принять эту легенду за истину, то лишь потому, что других оснований для подобной чести как рыцарство у представителей этой семьи никогда не было, и с оговоркой, что таких "королевских потомков" существует такое количество, что по численности они могут конкурировать с крестьянами. В молодости женившись на дочери ещё более бедного рыцаря, из-за чего жена всю жизнь раболепствовала перед ним, Жан стал отцом девяти детей, из которых выжили лишь трое, сыновья Жак и Пьер, а также младшая дочь, Мари, которой на момент описываемых событий было восемнадцать лет. Несмотря на бахвальство отца о королевском происхождении, находилось не много желающих взять в жены Мари, потому что в приданное она бы принесла только долги и родственников с весьма скверным характером. Братья Мари пошли в отца и не состояли ни на какой службе, не имея самостоятельного дохода и обвиняя весь свет в своих бедах, потому что, как говорил отец семейства, "негоже королевской крови на мелочь спину гнуть". Единственным доходом семьи служили выплаты, поступающие от крестьян, которых Жан за это освобождал, и некоторые из которых, выкупив себя, уже давно стали намного богаче бывших господ. Так как жили они в глуши без лишних средств к существованию, можно сказать, вообще в долг банкирам, которых отец высокомерно звал выскочками, у Мари не было возможности получить должного образования, как и вести привычный дворянам образ жизни. Все, что она знала, исходило от её матери Элизабет, которая и обучила её письменности, и из книг, ведь чтением она, за отсутствием других развлечений, увлеклась едва научившись читать. С братьями не дружила, считая их грубым мужланами, по существу, они были обычные необразованные крестьяне, чьи интересы заключались в езде пьяными на лошадях по соседним деревушкам к женщинам нетяжелого поведения. К тому же, Мари была стеснительной девушкой, замкнутой в себе и даже слова лишнего не произносящей, отчего у редких гостей оставалось о ней впечатление как о холодной и даже бестактной девицей, мнящей о себе невесть что, как и, впрочем, обо всей их семье. Де Карсикс слыли чем-то вроде анекдота в окрестностях. Над ними смеялись и дворяне, высмеивая гордость Жана де Карсикс, который всюду, где бы он не появлялся, говорил о своём высоком происхождении, имея за душой долго раза в два больше, чем доходов, и крестьяне, которые уже даже виду не делали, что уважают Жана, прозванного за глаза "Жан Король в лохмотьях", потому что, не имея много одежды, непривлекательной наружности, вдобавок напрочь лишенный вкуса, он носил один и тот же костюм годами, заносив его до дыр, которые его жена уже устала зашивать, и отпускал пошлые шутки, с которых смеялся только он один. Помимо крестьян, был у де Карсикс и другой доход, правда, не слишком надежный: по дороге из Парижа к ним в деревенька периодически заезжали путники, ищущие ночлег, и за определенную плату, которую Жан из врождённой жадности сначала взвинчивал до предела, им его предоставляли в единственной свободной и пригожей для проживания комнате барского дома. Когда случалось так, что заезжали несколько человек, что происходило, к несчастью Жана, очень редко, он отправлял двух своих сыновей жить на первый этаж, служащий гостиной и местом трапезы, из-за чего гости предпочитали не задерживаться, наблюдая их недовольные и не обремененные умом лица.
