Жаркий полдень. Солнце пробивается сквозь плотную крону деревьев, играя золотистыми солнечными зайчиками на изрезанной веками коре могучих сосен. Деревня давно осталась позади, и теперь меня окружают одни лишь буки, ели да заросли можжевельника. Всё дальше разносятся голоса ребятни. Много нас сегодня собралось, целая ватага. Пока родители справлялись о вечернем праздновании дня солнцестояния, дети устремились гулять в лес. Я не сразу понимаю, что заблудилась, что чаща становится непроницаемее и темнее, что под сенью деревьев всё студенее делается, а по земле стелится туман вместе с пряным и густым запахом болот.
Слышу, как Думитру кличет меня – голос его смешным кажется; тетушка моя объясняла, что он у Думитру ломаться начал и скоро загрубеет, – однако дорогому другу отчего-то не отвечаю. Иду всё дальше в лес, ибо кажется мне, что кто-то другой шепчет моё имя, зовёт, манит, дразнит. Туман ложится белёсым полотном меж стволов, и каждое дерево будто вырастает вдвое выше, чем прежде. Ветер качает верхушки, но в лесу царит мертвая тишина.
А потом вдруг слышу: где-то совсем рядом звенит тонкий смех – женский, детский ли, не разберу.
– Каталина… – шёпот снова зовёт, уже ближе, у самого уха. Я оборачиваюсь, но вижу лишь сизую дымку меж вязов. Взгляд цепляется за что-то тёмное у корней. Чудится: силуэт сидит, согнувшись. Но стоит мне моргнуть, одну только чёрную кочку и дымку болотного пара различаю.
Я делаю шаг назад, ветки хрустят под ногами; и в тот же миг слышу чужой шаг, с тем же гулким треском.
– Думитру?.. – выдыхаю, голос дрожит, но лес отвечает только тишиной.
Иду всё дальше и дальше, уже и деревьев не узнаю, пока не оказываюсь на прогалине, где стоит огромный дуб. Ствол его чёрен, обуглен, и темно вокруг. Страшно так, что мурашками мороз по коже ползет. Голоса громче и громче – уже не окрест, а внутри меня раздаются. Зовут, молят, ругают, упрашивают, чтобы в воду ступила… И впрямь за дубом вдруг река бурлящая проступает.
А затем у самого уха моего голос раздается: "Судьбу материнскую повторишь, коль смелости не достанет порвать путы и мраку в лицо взглянуть".
Я вскрикиваю, оборачиваюсь, вижу лицо черное, непроницаемое, лишь два глаза ярко сияют, ослепляя и…
Открываю глаза, тяжело хватая воздух и силясь отдышаться.
