Это было много лет назад, ещё до того, как лагерь «Карлығаш» стал таким, каким мы его знаем.
Тогда корпуса были ниже, крыши пахли свежей смолой, а дорожки только начали выкладывать плиткой. Лес подходил к самому берегу, и казалось, что сосны держат лагерь в руках, не решаясь отпустить.
Сторожем был мужчина в потерянных годах – то ли бывший геолог, то ли фронтовик. Его звали редко. Для детей он был «дед из домика у леса». Для вожатых – просто «сторож». У него была собака: худая, с тёмным пятном на морде. Ночью она не лаяла – только скулила и уводила хозяина от воды. Говорили, что именно он первым услышал зов.
В ту ночь дети спали, лагерь был тих. Он шёл вдоль берега, когда услышал своё имя. Голос был мягкий, будто жена позвала ужинать. Но жена умерла много лет назад. Он замер, и собака зарычала, вцепившись зубами в его рукав.
Тогда он увидел следы: маленькие босые ступни, уходящие прямо в озеро. На поверхности плавала банка. Обычная стеклянная, из-под варенья. Но внутри – будто воздух дрожал, и оттуда шли голоса. Сразу много. Они звали его по имени, смеялись, плакали, шептали одновременно. Он не стал трогать банку. Поднял собаку на руки и ушёл.
Наутро рассказал вожатым, но те только переглянулись: «детей ищут, но не находят».
С тех пор сторож больше не спал ночью. Он сидел у крыльца и ждал, пока зов снова придёт. И всегда говорил одно и то же:
– Не отвечайте. Как бы знакомо ни звучал голос – не отвечайте.
Его волосы со временем побелели, руки дрожали, но глаза оставались влажными, будто всё время смотрели на воду.
Так начались легенды лагеря.
Прошло много времени. Лагерь пережил ремонты, новые корпуса, пластиковые окна и камеры на воротах. Но сосны вокруг не изменились: стояли так же густо, тянулись к небу, будто всё это время охраняли озеро.
Данила, четырнадцатилетний мальчишка с худым лицом и вечно взлохмаченными волосами, приехал сюда впервые. Он больше слушал, чем говорил, и почти не расставался с телефоном, хотя сигнала здесь всё равно не было. Внутри у него жила тихая привычка замечать детали – как тень от фонаря дрожит дольше обычного, как в голосе вожатой проскальзывает усталость.
Вечером всех собрали у костра. Новенькие переговаривались, кто-то жевал печенье, кто-то щёлкал семечки, кто-то в телефоне пытался поймать сеть. Вожатые сидели напротив, и один из них достал из сумки деревянный ящик.
