«Пепел под снегом»
«Зима приходит не тогда, когда падает снег,
А когда прошлое перестают помнить.»
– Надпись на стене сгоревшего додзё
Снег начал идти в тот вечер, когда Кэйдзо Хаята перестал быть самураем.
Он сидел на коленях у подножия разрушенного храма, где вчера ещё стояли его братья. В воздухе пахло кровью, пеплом и хвоей. Падающий снег не мог смыть ни одного из этих запахов. Он лишь ложился на плечи, как прощение, которого он не просил.
Меч его господина, сломанный надвое, лежал рядом – как немая память о верности, принесённой в жертву. Последний приказ был ясен: «Выживи. Не ради мести. Ради памяти.»
Но память – тяжела, как мокрое кимоно в бурю. Она сковывает, звенит ночью в ушах, когда в каждом шорохе слышится шаг врага. Она делает бессонными те ночи, когда сны забывают приходить.
Семнадцать лет прошло. Он стал тенью в деревне без имени. Кузнец, что чинит плуги, а не судьбы. Никто не знает, что руки его когда-то держали клинок, способный разрубить всадника вместе с лошадью. Что его имя когда-то шептали с уважением и страхом. Но однажды на пороге появляется мальчик. Его взгляд – слишком прямой, походка – слишком гордая. Он носит с собой письмо, запечатанное знаком, который Кэйдзо не видел семнадцать зим.
– Вы Хаята Кэйдзо?
– Это имя умерло.
– Тогда научите меня, мёртвый.
И снег снова начинает идти.
«Деревня, где никто не помнил имён»
На краю горного хребта, укрытого заснеженными соснами, стояла деревня, которую на картах не обозначали, а в песнях не воспевали. Её не разрушали враги – в неё просто перестали верить. Люди здесь жили как тени, не нарушая хода солнца: вставали с петухами, работали с плугом, ложились с закатом. И никто, даже дети, не задавал лишних вопросов. Потому что в этих краях вопросы могли пробудить прошлое, которое давно решили похоронить без гроба и имени.