Туман лежал над деревней, как саван, не рассеиваясь ни днём, ни ночью. Даже солнце здесь не светило по-настоящему, оно только пробивалось сквозь густое серое марево, размазывая блеклые тени по земле.
У подножия старого кладбища, где каменные кресты давно потеряли имена, стояла хижина, закопчённая временем и дождями. В ней жил могильщик, молчаливый старик, чья кожа была серой, как земля, которую он копал. Его дочь, Лейла, была странной с самого детства. Деревенские шептались, будто она родилась из самого тумана или что её нашли на могиле младенца, укрытую чёрной вуалью.
Когда Лейла пела, даже вороны на кладбище замолкали. Её голос был колдовским, чистым, как родник в горах, и в то же время пронзённым невыносимой тоской – будто каждую ноту она вытягивала из глубин собственной души, оттуда, где живут мёртвые сны.
На похоронах её голос сопровождал каждого покойника в путь. Люди говорили, что если Лейла поёт, душа точно найдёт дорогу. Но мало кто знал, что по ночам она исчезала из дома. Без обуви, босая, в одной тонкой рубашке, она шла в лес, туда, где старый пруд скрывался среди ив, тёмный и тихий, как взгляд покойника.
Однажды в деревню пришёл слух, что Лейла обручена. Все звали его Эдвардом – наследник состоятельной семьи, наследник винных подвалов и стеклянных люстр. Все удивлялись, как это могло случиться. Что он разглядел в девушке, чьё платье неизменно оставалось чёрным, а руки хранили запах сырой земли? Но, говорят, он полюбил её голос или её глаза, или её безмолвие.
Накануне свадьбы он исчез. Никто не знал, куда он направился. Лошади вернулись в конюшню сами, с пеной на губах и диким блеском в глазах. Лишь утром его тело вынесли из пруда. Глаза были широко раскрыты, наполненные таким ужасом, будто перед смертью он увидел то, что живому видеть не дано. На пальце всё ещё блестело обручальное кольцо.
С той поры Лейла больше не смеялась. Никто не видел её в цветном – только в чёрном платье, слишком длинном, словно оно было трауром по всему миру. Всё чаще её замечали у пруда. Она сидела неподвижно, словно вырезанная из камня, и пела беззвучные колыбельные. Казалось, ветер подхватывает её мелодию и уносит по воде. В деревне боялись говорить об этом, но все знали, что по ночам над прудом звучала песня.
Прошло семь долгих лет с той злополучной ночи, когда Эдвард исчез в водах пруда. Время в деревне текло медленно, словно вязкая смола, но память о случившемся не давала покоя ни одному жителю. Лейла, ставшая призраком самой себя, как будто растворилась в тени и тумане.
