Искусство – это ложь, которая помогает нам осознать правду,
– Пабло Пикассо
***
Небо над городом затянуло свинцовыми тучами, предвещая скорую грозу. Джахангир Абдуллаев сидел за своим рабочим столом, и его взгляд скользил по экрану, полному незаконченных строк. Слова не шли, а каждая попытка написать хоть что-то казалась мучительной. Это было не просто творческое выгорание – это было полное, отчаянное опустошение. Он закрыл глаза и откинулся на спинку стула, желая хотя бы на мгновение забыть о давящей тишине и требовательном мерцании курсора.
Внезапно комната поплыла. Сначала стены потеряли свои очертания, потом мебель растворилась в воздухе, а потом и сам пол исчез. Джахангир почувствовал невесомость, лёгкое покалывание, словно его тело превращалось в нечто эфемерное. Он не испугался, а скорее был заинтригован. Сквозь туманную пелену проступали очертания чего-то большого и старого, словно из другого времени.
Когда видение прояснилось, он оказался в огромном, залитом мягким светом помещении, напоминающем библиотеку или мастерскую. Полки до самого потолка были забиты книгами, которые, казалось, светились изнутри. В воздухе витал запах старой бумаги и чернил, и доносились тихие голоса, полные мудрости и вдохновения. Перед ним стоял человек, который, как оказалось, был Антон Павлович Чехов. Джахангир знал его по портретам и не мог ошибиться. Сердце забилось от волнения. Он очутился в Мастерской, в месте, где время и пространство не имели значения, а великие умы могли встретиться и творить вместе.
Чехов произнёс это тихим, немного хриплым голосом, и в уголках его губ заиграла лёгкая ирония. – А вот и вы. Долго я вас ждал. Невежливое это дело, право… заставлять себя ждать.
Джахангир, наконец, пришёл в себя. Слов не было, и он лишь протянул руку, будто пытаясь ухватиться за ускользающую реальность. Волнение перехватило его дыхание, и слова вылетали сбивчиво: – Я… я… Антон Павлович… Неужели это вы?
Чехов улыбнулся, но улыбка была едва заметна. – А кто же ещё? Лесной дух? Сюда, друг мой, только самые нетерпеливые попадают. Впрочем, и самые упорные. Присаживайтесь.
Чехов кивнул на старый, резной стул, стоявший рядом. Джахангир осторожно присел, оглядываясь. В этой Мастерской время, казалось, текло по своим правилам. Было так тихо, что слышалось, как шорохят страницы невидимых книг.
