«…Такой этот мир маленький. Иной раз даже не понимаю, где все они прячутся, откуда приходят . Думаю, все это от того, что я еще слишком мала. Иногда мама приходит, и я пытаюсь ее расспросить. И тихо и громко, и показываю руками, что именно мне интересно. А она и не думает слушать, ну и конечно, я злюсь. И вместо того, чтобы вслушаться, говорит мне о том, что я хорошая девочка, убаюкивает и просит уснуть. Такая странная. Думаю, она только притворяется, что не понимает меня, а на самом деле просто боится признаться, что и сама ответов не знает. Легче ведь строить из себя мученицу, делать вид, что ребенок такой невыносимо капризный и вредный , и все время только тем и занимается, что терзает тебя, чем просто признаться, что ты тоже ничего не понимаешь. Надеюсь, я вырасту другой. И лучше в случае чего сразу признаюсь, и никогда и не буду мучить себя или своего ребенка из-за такой ерунды…».
Нина снова кричит. В последнее время так часто, что я точно уже не смогу справиться с тревожной мерзостью внутри себя. Она изящно издевается, то замораживает то размораживает живот и кончики моих пальцев, а потом видимо решает, что еще потешнее- украсть душу, порвать ее на кусочки, и целыми днями заниматься только тем, чтобы перепрятывать эти кусочки по дому, каждый раз, когда мне случайно удается отыскать хотя бы один из них. Тревога поедает мою живую плоть по чуть-чуть. Для нее идеально, когда жертва постоянно мучается от тупой боли, и не имеет возможности залечить или обработать свежие кровавые увечья на теле. Тревога забирает все силы, а страх впивается холодными тонкими пальцами в только-только чуть запекшиеся болезненные раны. Затем он ковыряет и давит, заставляя жертву корчится в муках и кричать, а когда наконец добивается своего, и она испускает истошные вопли и крик, в надежде хоть как то облегчить свои страдания, захлебывается слезами, просит остановиться, клянется, что сделает все, что угодно, только бы это прекратилось, страх лишь хохочет, кривляется и говорит, что она уже делает именно то, что он хочет. Я наверное прямо сейчас бы взяла дочь и пошла бы с ней стучаться в кабинеты наших проверенных врачей, но на улице холодная темная ночь, а муж на сутках. Возможно, я могла бы позвонить ему. Родной голос способен бы был немного унять мои страхи. И хотя уснуть вновь сегодня, я более уже не надеялась, я хотя бы могла бы рассчитывать на поддержку и заботу ласкового и умного папы Нины. Но решила, что не стоит отнимать у него силы во время ночной работы, нужно постараться справиться самой.
