В просторной, холодноватой от кондиционера спальне, под огромным бархатном покрывалом цвета глубокого индиго, расстеленном по широкой кровати с массивным изголовьем из темного дерева, лежала обнаженная Алина. Запах её дорогих, терпких духов смешивался с едва уловимым запахом пота – следами только что отшумевшей страсти, сменившейся ледяной яростью.
Кулаки Виктора, стоявшего у края кровати, сжимались и разжимались в такт его бешеному пульсу. Каждый сустав хрустел, мышцы предплечий напрягались, как стальные тросы. Пальцы впивались в ладони, оставляя красные полумесяцы. Единственное, что пылало в его помутневшем сознании – это дикое, животное желание вмазать ей как следует, ощутить под костяшками пальцев податливость её предательской плоти. Адреналин горел в горле кислым огнем.
«Дрянь! Стерва!» – Клокотали, как кипящая смола, мысли в его голове, застилая зрение красноватой пеленой. Он представлял, как её идеальное лицо искажается от боли, как ломаются эти надутые губы. Но он не мог даже пальцем прикоснуться к ней. Знание, холодное и тяжелое, как гиря, сковывало его: расправа над ним тогда будет молниеносной, безжалостной и абсолютно беспощадной. Он был лишь мухой в паутине могущественного паука.
– Ты совсем охренела, Алина, – сквозь стиснутые зубы, с усилием, будто выталкивая каждое слово наружу, процедил Виктор. Каждая мышца его обнаженного торса, подчеркнутого низко сидящими джинсами, была напряжена до предела в попытке сдержать бушующий ураган внутри.
– Ну, милый, – она приподнялась на локте, бархатное покрывало скользнуло вниз, обнажая гладкий изгиб бедра, – откуда я могла знать, что всё так обернется? – Она надула свои и без того пухлые, будто наливные ягоды, губки в капризной гримасе, и в её огромных глазах мелькнул фальшивый испуг.
Алина была красоткой – этого у неё не отнять даже сейчас, в этой порочной ситуации. Её точеную, словно вылепленную скульптором, фигурку с высокой упругой грудью и сочной, округлой попкой, освещал мягкий свет бра, играя на безупречной глади черных волос, струящихся по подушкам. Маленький аккуратный носик, идеальный овал лица, обрамленный этой роскошной рамой, пухлые губки, приглашавшие к поцелую, густые, длинные ресницы, казавшиеся естественными. Всё как обожал Виктор – видимость безупречной, нерукотворной красоты. Даже если Алина и прибегала к услугам хирургов или косметологов – мастерство было таково, что следов не оставалось. Она была живым воплощением его самого дорогого, самого опасного желания.
