…и, по причине умножения беззакония, во многих охладеет любовь.
(От Матфея 24:12.)
Как родник холодный из земли бьет,
Да в ручей превращается,
Да ручей тот в реку течет,
Да река та в море-океан стремится.
Так удаче моей быть – началу с везения малого.
(Из древнего заклинания.)
Бекас сразу понял, что с Топазом будет полный порядок, что из этого пса выйдет толк. Это показала первая же осень ходовой охоты. Силой заставить охотничью собаку работать по зверю – труд напрасный, если нет у собаки азарта; сколько ее ни воспитывай, а Топаз сразу проявил такое желание и учился быстро. Одного короткого «нельзя» было достаточно псу, чтобы понять – сегодня по белке мы не работаем, дальше облаивать белок, прячущихся в ветвях деревьев, не надо, а надо искать глухаря. Иная дурная собака так загоняет охотника по глухой тайге, идущего на лай, таких километров намотает страдалец от белки к белке, что впору само ружье вешать на крюк, а собаку с рук сдать кому-то, а тому новому хозяину собаку во дворе на цепь посадить, чтобы курятник сторожила – вот и всё, на что годна такая нерабочая собака.
Поиск и чуйка были у Топаза сильные, вставал на охотничью тропу надежно, след терял редко, работал широко – триста, а то и пятьсот метров от Бекаса. Единственное, чего не хватало ему – псу меньше средних размеров, – так это выносливости и громкого голоса. Вечерами отлеживался он на стане подолгу, вымотанный до самого своего донышка.
Хороший был пес Топаз.
Бекас, с рассветом отправившийся на поиски не вернувшегося к вечеру на стан пса, нашел его у края небольшого кочкового болотца и сразу понял по следам, как всё произошло.
Трое волков: один матерый, крупный, два других помоложе, – загнали Топаза в болото и там задавили. От пса осталась одна голова и обгрызенный позвоночник, остальное растащили волки по тайге.
Бекас сначала отвел глаза в сторону от этой картины, но после подумал, что сейчас, когда Топаз вот такой, не стоит отворачиваться от него. Бекас снял с себя куртку. Сначала хотел завернуть останки в нее, но холодный воздух ранней весны сразу прохватил его вдоль вспотевшей спины. Тогда он снял с себя флиску, надел обратно куртку и завернул Топаза уже во флиску. Принял винтовку в положение на плечо, чтобы были свободны руки, прижал к себе флиску с завернутым в нее всем тем, что осталось от охотничьей собаки, и отправился к своему прошлому стану. Земля там была сухой на пригорке и мягкой. Можно было вырыть настолько глубокую яму, чтобы лесное зверье не учуяло и не потревожило больше останки Топаза.
