Талаан Тяльан: тот, кто ведёт по пути судьбы

На Севере, где ветер говорит древними словами,

где ночь длиннее песен,

а свет рождается в небе —

в самую сердцевину пурги

приходит щенок, избранный силами, чьи имена уже забыты.

Чёрно-белая лайка – с глазами двух миров.

Один – янтарный, как солнце, застывшее в смоле.

Другой – ледяной, как озеро, в котором облака забывают себя.

Его имя – Талаан Тяльан.

Старики шепчут: он – зов судьбы,

облечённый в звериную плоть.

Он слышит песню мёртвых троп —

не шаги,

а ритм древней памяти.

Не по земле – а сквозь неё.

Как тень, вплетённая в землю.

Он видит то,

что скрыто снегом от глаз.

Слышит то,

что другим – лишь ветер.

И встречает он мальчика —

без имени, но с даром слышать.

Слушать не ушами – сердцем.

Звать – не голосом, а присутствием.

С их встречи начинается путь.

Путь сквозь север, страх, забвение и надежду.

Путь, на котором теряют – и находят себя.

Талаан ведёт мальчика между мирами:

между светом и тенью,

между тем, что было,

и тем, что должно сбыться.

Они идут по следам духов и судеб,

ведомые зовом Ыйаҕа —

последнего шамана Талгынака.

Это сказание – не о звере, не о человеке,

а о Пути,

что проходит не только по снегу,

но и по глубинам сердца.

Слушайте, те, чьё сердце слышит сквозь молчание.

Ночь в стойбище Талгынак пахла дымом, берестой и рыбой. Дети уснули в яранге, а взрослые сидели ближе к огню. В тишине потрескивали сучья лиственницы. Уйгунаан – тот, чьё молчание бывало громче слов других – гладил пальцем вытертую костяную пуговицу и смотрел в пламя.

– Ты ведь помнишь, как всё было, дед Уйгунаан? – спросил кто-то, может, Нургэнек.

Старик оторвал взгляд от огня.

– Помню. Я тогда был ещё малым сыном, только начал ходить с отцом на охоту, когда ушёл последний шаман Талгынака.

Пауза. Огонь подбросил искры в темноту.

– Его имя было Ыйаҕа. Его не произносят просто так, но ты задал вопрос – и теперь нельзя молчать. Это древнее имя, почти ушедшее из памяти. Говорят, оно значит: «Тот, через кого говорит дыхание мира». В стойбище его сокращали – говорили просто: Ыйага.

– Как он выглядел?

– Как ветер. Высокий, худой, с глазами, в которых жили ворон и лёд. Голос у него был тихий, но, если закричит – даже медведи оборачивались. Он носил накидку из замши, пропитанную полынью, и бубен, сделанный из кожи северного оленя. Пах он дымом и сухими корнями.