Пролог: Осколки реальности
Виктор Кремнев стоял над телом с окровавленными руками, не понимая, как оказался здесь. Алая жидкость медленно стекала с его пальцев, капая на паркет с тихим, почти музыкальным звуком – кап-кап-кап – словно отсчитывая секунды до неизбежного.
Комната казалась знакомой и чужой одновременно. Мебель стояла не там, где он помнил: кресло развернуто к окну вместо телевизора, книжный шкаф переместился к противоположной стене, а журнальный столик словно никогда не существовал. На стенах висели фотографии людей, которых он никогда не видел – улыбающиеся лица в рамках из темного дерева, глаза, следящие за каждым его движением. В одной рамке – семейный портрет: мужчина, женщина, двое детей. Мужчина был оч но моложе, с другой стрижкой и без шрама над левой бровью, который Виктор получил в детстве.
Воздух в комнате был густым, насыщенным запахами, которые не должны были здесь присутствовать. Сладковатый аромат жасмина смешивался с металлическим привкусом, а где-то на периферии обоняния маячил запах старых книг и кофейной гущи. Но кофемашины в комнате не было. Как и цветов. Как и библиотеки.
Тело под его ногами принадлежало женщине лет тридцати с небольшим. Темные волосы веером разметались по полу, обрамляя лицо, которое могло бы быть красивым, если бы не восковая бледность и странное, почти умиротворенное выражение. Она была одета в белое платье, которое теперь окрасилось в багровые разводы. Но что странно – платье выглядело слишком нарядным для обычного вечера дома. Как будто она собиралась на свидание. Или на собственную свадьбу.
В углу комнаты лежали осколки разбитого зеркала – большого, в старинной бронзовой раме, которую Виктор не помнил. Зеркало разбилось не обычным образом – трещины расходились от центра идеальными лучами, словно кто-то ударил по стеклу изнутри. Некоторые осколки были размером с ладонь, другие – крошечными, как алмазная пыль, и они мерцали в свете люстры, создавая причудливые блики на стенах.
Виктор опустился на колени, инстинктивно пытаясь собрать осколки дрожащими пальцами. Стекло было острым, и он порезался, но боли не чувствовал. Новая алая струйка смешалась с той, что уже покрывала его руки. В одном из крупных осколков – треугольном, размером с детскую ладошку – краем глаза он заметил движение.
