Мы сидели в ее кабинете. Кабинете психолога. Признаться, я никогда не была у нее на приеме. Не довелось. Максимум, что я могла сделать – почитать статьи или посмотреть видеоролики психологов, поднимаемые темы которых волновали меня в тот или иной период жизни. Поэтому сидеть лицом к лицу со специалистом было волнительно, непривычно и даже странно. А странно потому, что не я открывалась психологу, рассказывая сокровенное, а она – мне. Чтобы максимально сблизиться и убрать неловкость, мы сразу же перешли на ты. И расположились за обычным столом, который тут же заполнили кружками со свежезаваренным чаем, белым шоколадом и кексом с орехами и изюмом. Занимать диван и кресло, предназначенные для консультаций, мы не стали, дабы лишить момент всякого официоза и практицизма.
Познакомившись, мы быстро нашли общие темы – многодетные мамочки, одинаково переживающие за своих детей и их подростковые изменения, сопровождающиеся не только позитивными моментами. Разговаривая на отвлеченные темы и попивая чай, мы сами не заметили, как почти вплотную приблизились к причине нашей встречи – ее исповеди. Исповеди о том, что произошло с ней в детстве, и как это отразилось на ее юности и взрослой жизни. Прекрасно понимая, что речь пойдет о сексуализированном насилии, которое ляжет в основу новой повести, я без стеснения спросила:
– Почему в последние годы используется именно этот термин – «сексуализированное» насилие, а не «сексуальное»?
– Потому что «сексуальное» связано с сексом, с сексуальным удовлетворением, то есть с чем-то приятным. И говорить «сексуальное насилие», значит, это самое насилие приукрашивать и романтизировать.
– Не до конца понимаю, как можно его романтизировать этим словом? – призналась я.
– Просто. Мотив насильника превращается в обычное удовлетворение его потребностей. И если насилие «сексуальное», то довольно просто обвинить в этом жертву – соблазнила, сама захотела, спровоцировала. Сексуальзированное же насилие показывает реальный мотив преступника – подавить жертву, утвердить свою власть, иметь контроль.
– Согласна с тобой, так и есть, – кивнула я. – «Сексуализированное насилие» и звучит как-то по-другому.
– Да, поэтому специалисты по работе с насилием намеренно вытеснили термин «сексуальное», чтобы сконцентрировать внимание не на сексе, а на причиненном жертве физическом и психологическом ущербе, – объяснила она.
