– Йааа сииин… Валь-Кур`ани ль-хаким. Иннакя лямин аль-мурсалин 'аля сыратим мустаким. Танзиля ль-'азизи Ррахим…
В этом доме всё будто съёжилось от горя: и маленький деревенский домик, и абыстай, и женщины из деревни, пришедшие обмыть тело и прочитать заупокойную молитву, и мать, будто вросшая в стул…
К напевному голосу абыстай, читающей аяты, вплетается прерывистое, срывающееся от дрожи и слёз дыхание матери. За целый день, проплакав без остановки, у неё иссякли не только слёзы, но и голос.
Рядом с ней сидит младшая сестра – крепко обняв, она бережно гладит мать по волосам. Женщины, сидящие возле абыстай, время от времени украдкой вытирают слёзы.
Только сама абыстай остаётся неподвижной – она читает ровно, как по заученному напеву:
– Инна Нахну нухйил-маута уа нактубу ма каддаму уа асарахум; уа кулла шай-ин ах-сайнаху фи Имамим-мубиин
Никто из этих женщин уже не молода – каждая повидала жизнь. Но эта смерть особенно несправедлива.
Назгуль… Все помнят, как она росла у всех на глазах – красивая, весёлая, трудолюбивая. Её называли первой девушкой деревни. Её любили все, и каждая мать мечтала о такой невестке для своего сына.
А теперь она – там, в передней комнате.
Не поверишь, что умерла – будто просто уснула. Вот-вот откроет глаза и заговорит…
Но нет. Назгуль умерла.
С утра пораньше плачут её мать, Наджия, и отец, Фарук. Хотя не только они – в этот день плакала вся деревня.
Фарук пытался быть сильным. Хотел держаться. Не вышло. Да как тут выдержать? Это ведь его единственная, горячо любимая дочь.
Он вышел во двор, потом зашёл в сарай, опустился на корточки – и зарыдал в голос.
Когда-то первый секретарь говорил ему:
– На председателя колхоза берём только железных. Ты из таких.
Ага, попробуй тут быть железным…
Теперь он и плакать не может – застыл у забора, спиной прижавшись к доскам, будто окаменел. Мысли не складываются…
Как так вышло? Почему он не смог уберечь дочь?
Чувство вины сжирало его изнутри, разрывая душу.
И вдруг взгляд зацепился за приоткрытую дверь бани.
Тёмная, зловещая…
Не она ли виновата в их несчастье? Да, она! Не будь этой бани – его дочь осталась бы жива.
Фарук медленно направился к бане…
Когда Назгуль поступила учиться в Казань, она всё равно не бросила своё любимое дело – деревенский клуб.
– Ты ведь и в Казани поёшь, зачем тебе ещё и в деревне выступать? – уговаривали её родители.
