Холод. Он проникал не только под воротник старого, поношенного пальто, но и внутрь, пробираясь к самым костям, к самому нутру. Виталина Григорьева стояла на перроне полустанка, носившего громкое имя «Лесняково», и смотрела на город, который должен был стать её новым домом и, как она ещё не знала, её личным адом.
Серость. Она была повсюду. Серое небо, низкое и тяжёлое, словно грязная вата, пропитанная свинцом. Серые, облупившиеся пятиэтажки, выстроившиеся вдоль заснеженной, ухабистой дороги. Серые заборы из покоробившегося шифера. Даже снег под ногами казался не белым, а грязно-серым от копоти и выхлопов редких, допотопных машин. Воздух густо пах мазутом, угольной пылью и чем-то кислым, прелым – запахом застоя и безнадеги.
Городок Лесняково. Бывший когда-то сносным рабочим посёлком при лесопилке и маленьком цехе, он теперь представлял собой жалкое зрелище. Заводы стояли мёртвыми гигантами, их разбитые окна зияли чёрными провалами, трубы ржавели и кренились. Лесопилка еле дышала, выдавая тонкий писк циркулярных пил, больше похожий на предсмертный стон. Основное занятие населения, судя по количеству мутных окон «Рюмочных» и «Пивнушек» на каждом углу, сводилось к тому, чтобы пережить зиму и забыться.
Виталина взяла свой единственный, не по сезону лёгкий чемодан (остальное шло багажом, если дойдёт) и двинулась по скользкой, залитой коричневой жижей дороге в сторону здания с облупившейся вывеской «Отдел МВД России по г. Лесняково». Каждый шаг отдавался глухим хрустом подтаявшего наста под подошвами. Ветер, пробирающий до костей, выл в проводах. Она чувствовала себя чужестранкой, муравьём, забрёдшим на чужую, враждебную планету. За что? – пронеслось в голове. За принципиальность? За то, что вскрыла то дело в областном центре? За то, что не захотела закрыть глаза? Перевод в Лесняково было не повышением. Это было изгнание. Замораживание карьеры. Надежда.
Участок встретил её знакомым запахом дешёвого табака, пыли, старой краски и отчаяния. Пол скрипел, обои свисали клочьями, на стене висел портрет президента, покрытый слоем желтизны. За решёткой дежурной части сидел опер с лицом, на котором усталость уже вытеснила все остальные эмоции. Он лениво указал пальцем куда-то вглубь коридора: «К Волкову. Кабинет в конце».
