Ева Никифорова и Парящая Спираль

Волгоград дышал. Не так, как дышат люди – глубоко и размеренно. Нет. Его дыхание было хриплым, прерывистым, пропахшим угольной гарью, раскаленным металлом и вечно влажным паром. Оно вырывалось клубами из сотен труб, вздымалось над гигантскими корпусами заводов – «Красного Октября», Тракторного, «Баррикад» – и растекалось серой пеленой по небу, окрашивая закаты в ядовито-багряные тона.

Город стоял на Волге, широкой и могучей, но даже река здесь казалась закованной в гранит и сталь. По ее глади, разрезая воду, ползли пароходы-левиафаны. Их гребные колеса, огромные, как мельничные жернова, с грохотом взбивали пену, а дымовые трубы извергали черные шлейфы, сливавшиеся с заводским смогом. Мосты, ажурные конструкции из клепаных балок, дрожали под тяжестью паровозов, тащивших бесконечные составы с углем, рудой и готовыми стальными монстрами.

На улицах грохотали паровые трамваи на высоких шасси, их колеса высекали искры из рельсов, а свистки пронзительно резали воздух, сливаясь с гудками цехов и перекличкой рабочих смен. Газовые фонари, тусклые в дневное время, с наступлением сумерек зажигались призрачными желтыми огоньками, отбрасывая длинные, пляшущие тени на кирпичные стены домов и ржавые заборы. Воздух звенел от скрежета тормозов, лязга железа и вечного, низкого гула – песни труда и промышленности.

Но те, кто умел слушать сквозь этот грохочущий хаос, улавливали нечто иное. Шепот. Легкий, как шелест крыльев мотылька, но отчетливый. Он доносился из самых неожиданных мест: из старых, покрытых копотью труб теплотрасс, из трещин в асфальте, где пробивалась скудная трава, даже из ржавых болтов на скамейках в скверах. Это был шепот самой стали, меди, пара. Шепот о тайнах, спрятанных в самом сердце индустриального колосса.

Иногда в клубах дыма, поднимавшихся над заводскими трубами, на мгновение проступали странные тени – слишком четкие, слишком геометричные, чтобы быть игрой ветра. То ли гигантские вращающиеся шестерни, то ли крылья механических птиц. Искры, сыпавшиеся с контактных проводов трамвая, порой не гаснули, а зависали в воздухе, складываясь в причудливые, мерцающие узоры, похожие на древние руны, прежде чем исчезнуть. А по ночам, когда грохот немного стихал, ветер приносил не только запах гари, но и едва уловимый аромат озона и… чего-то дикого, дремучего, словно из сказки.