Сырма выглянула из своего чума и потянула носом утренний воздух. В ответ тело передёрнуло мурашками. Там, за дальними сопками небо начинало светлеть и спать больше не хотелось.
А хотелось к озеру, к его влаге.
Ступни тонули в густом маслянистом иле. Нежные кувшинки сонно покачивались на волнах. Тихий плеск уговаривал Сырму плавать, окунаться, лежать на воде ещё и ещё.
Наконец, она уселась на берегу, закрыла глаза и стала внимать прохладную тишину.
Вдруг, в той пустоте, что была внутри, что-то возникло и её прохватило глубоким голодом. Сырма хотела разглядеть себя изнутри, но не смогла найти границ тела. Всё стало как будто прозрачным и слилось воедино.
Пальцы рук согнулись, налились кровью и теперь неподъёмно лежали у неё на коленях. Лесные птицы оглушительно верещали свои песни, а ветер гудел и стоял в ушах. Запах озёрной воды оказался таким же густым, как и аромат банных веников.
Ей стало тяжело так, что даже язык не мог шелохнуться.
Пара мгновений – и тепло солнца, согревшего спину, заставило её открыть глаза.
Утренний туман рассеялся, и в ясном прозрачном воздухе, на другом берегу озера, прямо напротив себя Сырма увидела хозяйку тайги – огромную бурую медведицу, которая неотрывно смотрела на неё своим спокойным взглядом.
2020
– И тебе белой дороги! – Сырма кинула взгляд в спину женщине, уходящей по деревенской тропке. Полдня она кружила вокруг неё с бубном – выгоняла дурную кровь. Женщина оказалась благодарной – много еды принесла. Целый котелок вкусных щей, несколько яиц, бутыль постного масла и большой бидон молока. На целый пир хватит.
Из молока Сырма решила сделать творог. Дождалась, пока оно подкиснет, и поставила бидон на тлеющие угли. Сама уселась рядом – чтобы молоко свернулось как надо, от него нельзя глаз отводить. Она сидела, неотрывно уставившись на густую белую пену, что превращалась в нежные сбитые комочки и чувствуя, как волосы на затылке шевелятся.
– Кто тут? – Сырма оглянулась, чувствуя, что она не одна наблюдает за творогом. Никого не увидела.
А чужой взгляд всё настойчивее скользил мурашками по её спине и рукам, что уже снимали бидон с углей и цедили сквозь марлю сыворотку.
Сырма снова обернулась к ближнему сосняку, и снова – никого. Она взяла старую плошку, положила на неё горсточку ещё горячего творога и поставила на полдороги от костра к соснам. И тут же ощущение чужого взгляда исчезло, словно его и не было. Подвесила творог на перекладину и села на пеньке за чумом, решив выследить, кого же приманил запах кислого молока.
