Глимур. Жалкая дыра на краю мира, где волны бьются о скалы так, словно хотят забыть, что когда-то были морем. Я ненавижу этот город – не потому, что здесь грязно, тесно, и каждый второй носит с собой нож даже в уборную. Нет. Я ненавижу его за правду. Потому что Глимур – это не надежда, не шанс на новое начало, как твердят ушлые зазывалы в порту. Это тупик. Последняя остановка перед тем, как человек окончательно падает за край своей жизни. Здесь собираются те, кто никому не нужен. Бандиты, беглецы, наёмники. Мерзкие, затерянные души, надеющиеся, что именно здесь им повезёт… а в итоге просто медленно тонут в сырости, яме и жалости к себе. Как и я.
Я сижу в «Песчаной Кости» – таверне, в которой столы скрипят как старухи, а стены впитали столько перегара, что можно зажечь воздух. Время раннее, солнце ещё даже не прорезало тумана, но я уже здесь, как всегда. В моём углу, в тени, подле окна. Я люблю этот момент – когда город ещё не проснулся, когда даже самые отпетые подонки спят, уткнувшись лицами в блюдца с холодным рагу. Уголок мой тихий, и люди обычно туда не суются. Мой взгляд говорит: «Не подходи». Моя осанка – «Мне не о чем с тобой говорить». Трубка дымит в такт моим мыслям. Крепкий табак, жжёт горло, успокаивает. Я не пью ради вкуса. Просто держу кружку в руке, чтобы руки были заняты.
На мне старый кожаный доспех, потёртый, сшитый кем-то, кто умел работать с лоскутами, но не с душой. Меч у стены, но в пределах досягаемости. Люди вроде меня не кладут оружие далеко. Мы не верим в «спокойное утро». Мы знаем – оно может закончиться в любой момент, и обычно заканчивается кровью. На лице щетина двухдневной давности, глаза полуприкрыты, но я не сплю. Я просто жду, чтобы день прошёл мимо, как все остальные. Чтобы никто не посмотрел в мою сторону. Чтобы я мог закончить трубку, кружку и снова исчезнуть в узких улочках, растворившись, как пар в сыром воздухе.
Но в такие дни, когда особенно не хочется, именно тогда что-то обязательно случается. Скрип двери раздаётся, как фальшивая нота. Я слышу его спиной, ещё до того, как запах сырого плаща и чего-то… чужого… проникает в зал. Я не поворачиваюсь сразу. Не потому, что не интересно – а потому, что у таких, как я, любопытство должно быть дозированным. Слишком сильное – и ты труп. Но всё же уголком глаза я вижу: вошёл не местный. Он не двигается как пьяница и не смотрит по сторонам, как вор. Высокий, слишком высокий, с тонкой фигурой, как у стебля мёртвой лозы. И ещё – он идёт прямо ко мне.
