I
Теплым июньским вечером 1927 года в тесном зале ресторана гостиницы «Метрополь» в центре Иркутска было не протолкнуться. Круглые столики с резными ножками, размером чуть больше табуреток, накрытые белоснежными скатертями, стояли таким плотными парадным строем, что официанты с трудом протискивались между ними. Жонглируя серебряными подносами с тарелками и фужерами прямо над головами посетителей, они напоминали команду дрессированных пингвинов в черных костюмах-тройках и накрахмаленных белых передниках.
Позолоченные электрические светильники с плафонами в форме львиных голов расплывались по стенам мутными пятнами в густом табачном дыму, оставляя в полумраке углы и ниши, где скрывались от внимательных глаз те, кто не очень хотел афишировать свое присутствие.
Публика ресторана, словно новорожденная зелень в пустыне, дорвавшаяся до жизни после первого за десять лет дождя, старалась наверстать упущенное время. Под щедрым ливнем НЭПа вспыхнули голодным цветением шляпки-клош, банты, рюши, корсеты и платья всех фасонов и оттенков. Мужчины наконец сменили пропахшие порохом гимнастерки, портупеи и кавалерийские сапоги на костюмы-тройки, полосатые галстуки и лакированные туфли. В этой картине не было полутонов: все цвета выкрутили на максимум, и когда ярче уже было нельзя, добавили еще.
Стены домов и пыльные улицы еще отлично помнили проходящие колонны то красных, то белых, то интервентов, то откровенных головорезов без роду-племени. Но тем истовей теперь рвалась и стремилась советская Россия к красивой жизни – хоть на вечер, хоть на часок кутнуть на последний рубль, а дальше будь что будет.
На тесном пятачке деревянной сцены в глубине зала играл небольшой оркестр, аккомпанируя долговязой, тощей солистке в длинном сером платье с рюшами и заниженной талией, отчего казалось, что ее воткнули в цветочный горшок. В кружевной белой шали до пола и лисьей горжетке с массивной серебряной брошью, она драматично протягивала к зрителям бледные, худые руки в черных атласных перчатках с крупными перстнями и пела сочным сопрано:
Ночь надвигается, фонарь качается,
Свет пробивается в ночную тьму.
Я неумытая, тряпьем прикрытая,
Стою забытая здесь на углу.
Купите бублички! Горячи бублички!
Несите рублички сюда скорей!
И в ночь ненастную, меня несчастную,