ВВЕДЕНИЕ
В который раз уже встает перед Россией проблема выбора пути, проблема осмысления своей истории и задача уразумения своего предназначения. То, что эти вопросы привлекают не только чисто научный интерес, вполне естественно, ибо они явно имеют не только познавательное значение в смысле удовлетворения научного любопытства. Они вообще неизбежно выходят за рамки научного исследования с его выверенной строгостью. И все-таки, хотелось бы не отдавать на откуп профессиональным болтунам и сплетникам святые предметы. Судьба России – для нас именно священный предмет. Это ни в коем случае не должно означать казенно-благодушного оптимизма: «прошлое России великолепно, настоящее восхитительно, а для описания будущего и слов найти нельзя». Напротив, сознание священного характера исторической судьбы России должно быть сознанием нашей великой ответственности перед миром, перед Богом, перед совестью за то, что с нами происходит. Священный не означает безгрешный, это означает – обращенный к Богу, посвященный на служение Ему. В отношении серьезных вещей хотелось бы дать слово глубокой мысли.
Для гуманитарного же исследования вообще невозможна наивная иллюзия простого видения предмета, которое по существу до сих пор остается естественнонаучным идеалом. Судьба гуманитария всегда – участие в предмете, что влечет и другой тип ответственности ученого. Вместо ответственности «когда-то потом» (весьма эфемерной и чаще всего перед самим собой) за результаты своего исследования и последствия их применения на практике (в виде атомной бомбы), гуманитарий всегда уже в сам момент своей мысли, уже на подступе к ней имеет ответственность перед предметом своего исследования, и мысль его движима именно этой ответственностью, ибо – философы лишь интерпретировали мир различным образом, но дело в том, что они меняют его.
Гуманитарное исследование всегда является неким поступком внутри собственного предмета осмысления. Принципиальное отсутствие возможности отстраненного наблюдения, участная вовлеченность в свой предмет имеют при этом исток в самом характере этой предметности, которой является жизнь человека в собственно человеческих своих проявлениях. Дело даже не в интроспекции, которую порою принимают за метод гуманитарных наук. Просто, выстраивая те или иные концепции, гуманитарий тем самым строит и собственную жизнь, намечает и собственную судьбу, и судьбу своих читателей, и народа в целом. Эти судьбы не подконтрольны ему, но он не может быть свободен от ответственности за них, – не может быть безответственен ни в случае своих печатных, ни устных выступлений, ни в случае самоустранения от каких-то вопросов. Ответственность влечется и словами, и молчанием, которые все суть поступки, а устраненности от поступка – «алиби в бытии» – не бывает.
