Тезей знал, что умирает. Каждый вдох впивался в лёгкие ледяными иглами. Шаг. Ещё шаг. Вперёд его гнало лишь слепое, животное упрямство – инстинкт могучего тела анта, цеплявшегося за жизнь. Но даже оно – рождённое для холода – предательски сдавалось. Плотный костюм из шкур моржа и полярной выдры, с прослойками пуха и усиленный гибкими пластинами китового уса, трещал на морозе, теряя эластичность. Холод, его вечный союзник, обернулся палачом.
Он понимал: температура опускалась ниже шестидесяти. Симптомы говорили сами за себя. Кожа на лице, не укрытая маской, горела онемением, переходящим в стеклянную боль – верный предвестник глубокого обморожения. Снег под тяжёлыми сапогами с железными шипами не хрустел, а звенел, как битое стекло. Воздух не просто резал горло – он кристаллизовался внутри, вымораживая влагу. Без укрытия – смерть.
Он потерялся. Глупо. Позорно. Отбился от каравана в слепом хаосе пурги, обрушившейся в разгар полярного дня. Один неверный шаг – и караван пропал в белой мгле. Теперь он был песчинкой в бескрайнем белом аду. Ветер выл голосами забытых духов. Надежды не осталось. Только шаг. Ещё шаг. Сквозь стену снега.
И тогда – провал. Не трещина. Вертикальная щель в леднике, неестественно ровная, будто вырубленная гигантским топором. Последний шанс.
Тезей, собрав остатки сил, протиснулся в узкую щель сквозь снега, разгребая его руками. Рёв пурги отрезало. Наступила тишина. Глухая. Давящая.
Он оказался в необъятном зале, выдолбленном в сердце ледника. Стрельчатые своды терялись в синеватой мгле. Свет пробивался сквозь толщу льда, окрашивая всё в призрачное, мертвенно-синее сияние. И в этом сиянии стояли ОНИ.
