При моем появлении в зале судебных заседаний повисла такая тишина, что было слышно, как стучат по паркету маленькие каблуки туфель. Ладно, я специально вдавливала пятку в пол посильнее, чтобы хоть чем-то разбавить это унылое сборище. По мере того как я шла по проходу, головы поворачивались, а стоило миновать ряд – за спиной начинались перешептывания.
Я выпрямила спину и подняла голову повыше. Уже представляла заголовки утренних газет: «Младшая Нарден снова опозорила семью», «По стопам дяди. Преступница Нарден опять попала под суд». Они никогда не отличались разнообразием. Я встала перед возвышением.
Оттуда послышалось сухое покашливание, а потом хруст пергамента. Судья Танкред деловито перебирал листы, как будто не знал, с чего именно начать. Потом привстал и окатил меня презрительным взглядом.
– Госпожа Нарден, ваш внешний… – он внезапно махнул рукой и плюхнулся обратно на стул. – Впрочем, это неважно. Кто-то представляет ваши интересы?
– Нет, господин Танкред. Я сама по себе.
От семейных денег я отказалась очень давно. А что касалось связей… Скажем так, в славном Фейгарде не осталось человека, который рискнул бы своей репутацией и взялся защищать меня. Кстати, Танкреду об этом было известно. Ему просто нравилось каждый раз подчеркивать этот факт.
– Ева Нарден с особым цинизмом…
Да, да, да. Я едва не зевнула, слушая, как старый хрыч зачитывает приговор. Он делал это не впервые, поэтому писклявые нотки и бесконечные нотации меня уже не трогали.
– … помешала работе многоуважаемого господина Теодора Атохи, главного следователя Её Величества и главу Магического Инспектората.
Я не смогла сдержать довольную ухмылку и взбила руками густую копну волос. Дядя Фейн на суде улыбался, буду и я. Взгляд остановился на небольшой хрустальной пирамидке в центре зала. Солнечный свет падал на нее и распадался на яркие лучи. Прозрачная легкая конструкция казалась такой неподходящей для этого места, и мне нравилось наблюдать за ней.
– Хватит красоваться, госпожа Нарден! – бедный судья даже побагровел от возмущения.
Вместо этого я послала ему воздушный поцелуй и улыбнулась. За спиной послышались гневные шепотки: «нахалка», «какое безобразие». Для меня не было секретом, что все люди в зале считали меня отъявленной дрянью. Так повелось еще с учебы в академии.
