На лугу было тихо, как бывает только в конце дня, когда всё живое замедляется, будто сама природа хочет выдохнуть. Среди высокой травы, почти незаметный, сидел мальчик. Он обнял колени и смотрел в землю. Слёзы стекали по щекам и падали в траву, словно мелкий дождик, который начинается, не спросив неба.
Кузнечики рядом продолжали стрекотать, будто не замечали слёз – или наоборот, стрекотали впечатлённее, как будто хотели поддержать его своим звоном.
И вдруг…
– Э-эй, ты! – раздался звонкий, немного фальшивый голос, как будто кто-то попытался сыграть на трубе, не умея.
Из травы вылезло нечто зеленое, круглое и очень решительное. В праздничном колпаке, с радужным языком, который напоминал леденец.
– Да тут же озеро из печали! Срочно требуется операция «Ягодный переполох»! – Пинкхарт хлопнул себя по пузу и грациозно подловил слезинку языком. – Ммм… на вкус как обида. С привкусом одиночества.
За ним неспешно выбрел Фикскин – кабан с серьёзной мордой. На голове у него красовался шлем с рогами, как у байкера, а сверху болталась вертушка, тихо позвякивая. На шее – жилетка с аббревиатурой RH, слегка перекошенная, как будто её кто-то шил в темноте. Он хрюкнул в знак приветствия и, не говоря ни слова, опустился рядом.
– Когда сердце плачет – желудок тоже грустит – произнёс он после паузы, и высыпал на ладонь мальчика горсть ягод – тёплых, чуть липких, пахнущих солнцем.
С другой стороны села Раггита – рыжая жабка с твёрдым взглядом и пышными кудрями. Она молча протянула ягоду и ткнула мальчика локтем.
– Жуй. Они волшебные. Одна за грусть, вторая – чтобы снова смеяться.
Мальчик чуть улыбнулся. Не специально. Просто так вышло.
Ягода была сладкой, как утренний чай с мёдом, и чуть кислой – как день, когда не получилось, но всё равно старался.
– Знаешь, – сказал Фикскин, глядя в закат, – иногда кажется, что мир треснул.
– А он просто ломает старую скорлупу, – добавила Раггита. – Чтобы вырасти.
– А потом можно из этой скорлупы сделать шлем! – выкрикнул Пинкхарт и водрузил себе на голову половинку кокоса. – Я капитан Слёзоглот, вперёд!
Он схватил мальчика за руку и потащил в траву, оставляя за собой румяную дорожку из ягод. Раггита вскинула глаза к небу и проворчала:
– Всё, понеслось.
Фикскин лишь усмехнулся, завёл вертушку, и она загудела, рассыпая над травами тонкий звон.