Предисловие
Всё началось с того, что мы были друзьями. Такими, знаешь, друзьями, которые могли часами обсуждать всякую чушь, не задумываясь, что однажды это может стать чем-то большим. Всё было ровно, стабильно, предсказуемо. Но вот беда – стабильность скучна.
А потом случились книги. Проклятые страницы, пропитанные идеями, мыслями и словами, которые не дают покоя. Они меняют тебя, заставляют видеть мир иначе. И вот однажды я решил измениться. Нет, не переехать в Тибет и не выращивать авокадо на подоконнике. Я просто начал писать.
Письмо – это магия. Оно позволяет создавать миры, ловить собеседника в сети слов и тащить его в свой
безумный космос. И я начал писать ей. Завуалировано, с намёками, с юмором, с трэшем – так, чтобы увлекало, чтобы невозможно было остановиться.
И знаешь что? Она попалась.
Она расцвела, улыбнулась, втянулась в эту игру букв. Влюбилась. В меня? В слова? В чувство, которое окрыляет? Это уже не так важно. Главное, что все её проблемы ушли на второй план.
А дальше – хаос. Смех, который нельзя показывать коллегам. Лук и стрела, которые нашли цель. Голый сантехник, появляющийся в самые неожиданные моменты. Всё это – хроника нашей эпистолярной войны, где каждый новый текст – это либо удар под дых, либо поцелуй сквозь строки.
Добро пожаловать в эту историю. Она безумна. Она весела. Она опасна.
Открывай и читай. Если осмелишься.
Обращение автора
Привет.
Представь, что у тебя в руках книга. Страницы пусты, но ты точно знаешь: стоит начать писать, и история сама начнёт плестись в нужном направлении. Возможно, её
затянет в омут приключений, а возможно – приведёт в тупик.
Но если не писать – этого никогда не узнать.
Я просто подумал, что было бы интересно проверить, как далеко может зайти текст.
И вот, всё началось.
Есть много способов сказать женщине, что она тебе нравится. Можно говорить прямо, можно молчать и
надеяться, что она догадается, можно заваливать намёками толщиной с кирпич.
Но я выбрал путь сложнее.
Я не знал, как она отреагирует. Я не знал, что у неё в голове. Я вообще многого не знал, и это было худшей пыткой. Но одно я понимал точно: если нельзя говорить прямо, значит, нужно говорить так, чтобы можно было интерпретировать.