СВО РА

Тишина не была полной – в ней жили звуки.

И именно поэтому она была по-настоящему страшной.

Рассвет ещё не наступил, но ночь уже потускнела – как старая ткань, выцветшая от слишком долгого использования. Над лесом висел дым, впитавший в себя запах гари, чая, крови и сигарет с сухим табаком. Он не поднимался – полз по земле, цеплялся за стволы, обволакивал ноги. Сверху всё выглядело как ржавое пятно на зелёной карте войны.

Полевой лагерь. Пятеро человек – шесть, если считать тень у дерева – двигались между укрытиями и своими мыслями. Никто не говорил. Только БМВ пробормотал что-то о «конце симуляции» и сделал круг, будто ища ловушку в воздухе.

Старый жестяной чайник стоял прямо на земле, и пар от него поднимался, словно душа, решившая отложить вознесение на потом. Пар струился, попадал в луч света, отразившийся от металлического магазина – и исчезал.

Пан листал блокнот, карандаш дрожал в пальцах, но не от страха, а от избытка слов. Леший сидел, откусывая сухое печенье, и глядел куда-то мимо чащи. Буря чесал шею, как будто с неё можно было стереть тревогу. Снег наливал чай – медленно, почти церемониально. В кружках булькало и чай поднимался до четко определенного педантичным разливающим уровня.

Один стоял в стороне. Не потому, что хотел – потому что уже ушёл.

Влад, позывной Волк. Смотрел туда, где скоро всё начнётся. Не моргал. Как будто взгляд удерживал не он – а кто-то внутри него. Со стороны это выглядело как обычное утро перед выходом. Если не вчитываться в воздух.

Если не заметить, что в этой тишине никто не дышал до конца.

Туман стелился по земле, как змея, слепленная из облака. Он не летел – полз. Обволакивал корни, наползал на мешки с песком, вгрызался в одежду. Воздух был вязким, будто резина. Он не дышался – глотался медленно, как вода с ржавчиной.

Кто-то мог бы назвать это утром. Но это не было утро. Это было ожидание утра, отложенное природой – как приговор, который еще не подписан.

Лес дышал. Медленно, с паузами, с натугой. Как раненый. Над макушками деревьев ещё висела синева ночи, но под ней уже бродил ржавый свет. Всё будто выцвело: земля – серо-зелёная, трава – цвета отварного горя, лица – без цвета вовсе.

Взгляд плывёт низко. Через мокрые стебли. Мимо забытых патронов. Мимо пустой фляги, наполовину вросшей в грязь. Мимо следа сапога, в который уже залез полосатый дождевой червь.