Возвращаясь из школы, Борис, не привычно для подростка сразу садился за уроки и меньше чем через час зачитывался Кантом. Никто не говорит, что Кант это плохо, дело в том, что за окном бурлила жизнь и звала юношу к свершениям, а он оставался невозмутим.
На рабочем столе ровно стояли стопки книг и журналов, упомянутый философ, высшая математика и тематические энциклопедии.
Не так давно Борису исполнилось пятнадцать лет, и, казалось бы, юность должна бежать впереди планеты всей, и он с ней. Но нет. Парень был сдержан и скуп на эмоции, не всегда вежлив, а в каждом слове и действии Бориса было что-то высокомерное. Он был опрятен и тактичен, в общем и целом выглядел безупречно. Юноша был строгим, и требовательным к словам и поступкам людей, а ещё больше он многого требовал от себя.
Юноша брал пример с отца, которого редко видел, и ввиду того, что его он почти не знал, потому что тот, всегда был в разъездах, Борис, чтобы заслужить отцовское внимание, равнялся на того, хотел соответствовать его привычкам, образу, манерам. Подражание зарождалась в нем с семи лет, и стало образом жизни. Теперь он не мог быть другим, а следовал этим установкам.
Бориса не интересовали видеоигры, фильмы, и музыка. И не было у него ни друзей, ни подруг. Он следовал своим правилам, жил ученой моралью, имел взрослые цели, заваливал себя уроками, изучая философию и психологию, и другие учения. Но у парня не было детства, не было жизни, где эти знания сыграли бы добрую службу.
Юноша имел острый тонкий нос, светлые вьющиеся волосы, ясный взгляд зелёных глаз, голос его ломался и становился грубее, но он ещё не овладел им. А ещё на Борисе был серьёзный вид, который он никогда не снимал, – полный раздумий, а порой равнодушия. Борис был одет в серые брюки и лёгкий синий джемпер из орнамента ромбов.
Задумчиво занудным заучкой, Борис шелестел страницами высшей математики. Комната юноши была настолько чистой, что буквально блестела, её можно было назвать, апартаментами класса люкс. В общем, она не походила на комнату подростка. Она имела темные тона стен и мебели, и составляла в себе фигуры аборигенов племени майя. Черное полотно глянцевого потолка, с дюжиной точечных светильников, растянулось над головой юноши. Стоял аромат благовоний кедра и ореха, а в углу стоял стол с включенной настольной лампой. Все в комнате было расставлено по определённым местам, а предметы, словно бы никогда никем не трогались. Поставлены в ровной последовательности, и настолько симметрично друг другу, что от этого пестрило в глазах, как это раньше модно было говорить, – «всё по Фен – Шую». Перфекционизм в чистом виде. Маниакально, но совершенно.
