Худенькая девочка в мокрой до нитки одежде дрожала даже в тепле натопленного штаба. И связистки, и офицеры работали в гимнастерках, никто не кутался в шаль или полушубок. А ее трясло так, что зубы выстукивали дробный ритм, а по телу то и дело проходили волны озноба, которые заставляли ее позвоночник неестественно изгибаться.
Но дрожащие узкие пальцы упрямо выводили на листке бумаги стрелки, штрихи, квадраты.
За страданиями своей визитерши наблюдал полковник Зубарев, который внимательно рассматривал необычную гостью. Кого только не бывало в штабе – бравые фронтовые офицеры с ранней сединой, трясущиеся от ужаса или холода пленные фашисты, смущенные общением с командованием простые рядовые, приставленные к награде. Но такого он не видел уже давно – на войне женщин и детей встретишь редко, а сейчас перед ним сидела как раз девочка-подросток.
На вид обычный ребенок военного времени, лет двенадцати, истощенная, как и все дети, что столкнулись с тяготами многолетней беды – тяжелой взрослой работой, болезнями от холода и усталости, а самое страшное – вечным голодом. Мокрая одежда – куртка длиной почти до пят, юбка и множество намотанных платков – плотно облегала ее, сочилась влагой, которая стекала, образуя лужицу под стулом.
Две влажные косички, перемазанные грязью, двигались в такт движениям тонких пальцев и худенькому тельцу, которое сотрясал озноб.
Зубарев подвинул кружку с чаем поближе к девочке:
– Пока горячий, выпей, чтобы согреться. Тяжело же, руки вон ходуном ходят. – В голосе его звучало отеческое тепло.
Но девчонка только мотнула головой – нет, позже – и дальше продолжила свою работу. Она напоминала вымокшего под дождем воробья – тощего и сжавшегося в комочек в отчаянной попытке сохранить последнюю крошечку тепла. Впрочем, взгляд у девочки был совсем по-взрослому сосредоточенным, и лицо казалось взрослым и суровым. Этот ребенок не боялся и не проявлял любопытства в незнакомом месте, а был сконцентрирован на чем-то важном, занимавшем все его существо.
Гостья, казалось, по несколько секунд смотрела куда-то внутрь себя, а потом принималась снова и снова делать на карте местности химическим карандашом пометки. В штабе, по ее просьбе, ей принесли и расстелили на столе большую карту местности. И теперь она вдумчиво и старательно наносила свои пометки на участке оккупированной территории вокруг Одессы.