Короток день зимний. Скатилось за деревья тусклое солнце, пролегли по сугробам синие тени. Красив зимний лес да страшен. И не волки с медведями его охраняют, а духи Иного мира да мёртвые с мира Нижнего.
Расскажу я вам историю, что в давние времена приключилась…
***
Торопится по лесной дороге человек, спешит. Кутается в плащ, мехом подбитый, на спине в шерстяном коконе тёплом любовь его – лютня – греется. Только ей и тепло – у хозяина на душе вьюга да лёд стынут от слов пророческих!
Ох, прогневал скальд Бадб, не распознал Неистовую в прачке, посмеялся над старухой, что бельё в проруби полоскала…
Жгут душу скальда вороньи слова: «Мне не сыграл – мёртвым Йоля играть будешь!»
Уж и каялся он тогда, на коленях прощенья просил, да только хрипло рассмеялась Бадб, обернулась вороной и скрылась в небесах. Пожалел песни на медный грош, а теперь жизнью своей поплатиться придётся.
Дюжину ночей перебивался скальд по харчевням и трактирам, последняя ночь оставалась, да прознали о его проклятии люди, выгнали взашей из города. Один только пьяница пожалел бедолагу, сказал, что есть за лесом деревушка, где на ночлег попроситься можно.
«Успеешь певец – твоё счастье!» – громом в ушах напутствие прозвучало.
Услышал несчастный глас богини, со всех ног поспешил спасение искать.
Да только не знал он, что до деревни той конному день ехать, а пешему только за два дня поспеть…
Чернеют тени, мрачнеет лес, крепчает мороз, поднимается ветер. Скоро, скоро выйдут на охоту духи и мёртвые. Не успеть скальду до жилья человеческого…
Но вдруг мелькнуло за деревьями что-то. Пригляделся певец – и отлегло от сердца: избушку увидал, в чьём окне свеча горит. Обрадовался он: не один теперь ночь встретит, глядишь, и минует его проклятие, смилостивиться Неистовая…
Свернул с дороги певец, добрался по сугробам к жилью. Неказистый домишко: дверь низкая, окошко – только кошке пролезть, да крыша мхом поросшая. Без свечи в окне и не приметил бы с дороги: сугроб – сугробом стоит.
Только темнеет вокруг стремительно, а такое жильё куда лучше ночного леса.
Наклонился скальд к входу низкому, постучал в дверь.
– Пустите на ночлег, добрые люди! Не дайте путнику погибнуть!
Зашуршало внутри, заскрипело. Открыл дверь старик сгорбленный. Бородой да волосами оброс – что сена копна, глаза белые недобро зыркают, за поясом нож мясницкий.
