Москва. Майор контрразведки Олег Кольцов
Наступило утро, а он был еще жив. Он чувствовал, как жизнь уходит из его когда-то большого и сильного тела, и проваливался в темноту.
Сознание ненадолго возвращалось к нему, и жгучая боль была единственным ощущением.
Единственным, что соединяло его с прошлым.
Потом и она ушла, и он окунался и ненадолго выныривал из звенящей темноты.
Он не думал и не мог думать. Он весь был захвачен ощущением ухода из жизни.
Последний раз он почувствовал боль и понял, что кто-то трогает его за плечо.
– Майор! Майор!
Он с трудом открыл глаза и увидел человека, склонившегося над ним.
Старший оперуполномоченный 108-го отделения милиции майор Сергей Никольский
Во дворе его встретил крепкий общественник Николай Петрович Соломатин. По летнему времени был он в рубашке с коротким рукавом, но с неизменной медалью «Ветеран труда» на засаленной ленте.
– Ты куда, Сергей Васильевич?
– Домой, Николай Петрович, поспать после суток.
Сказать по правде, Никольский после суток проработал еще минимум двенадцать часов, так как они ловили торговцев наркотиками в подземном переходе на Пушке.
– Сам Бог тебя мне послал, Васильич, – радостно сказал Соломатин, – сам Бог.
– А что стряслось?
– Бомжи у нас в подъезде расходились. Вчера ночью такое устроили, даже стреляли.
– Да ты что?
– Точно говорю.
– А почему не позвонил?
– Так у нас во всем доме телефон вторые сутки не работает. Банк сучий какую-то траншею копал и повредил кабель. Ты бы проверил чердак, а, Васильич?
Сергей с тоской посмотрел на крепкого общественника и понял, что придется ему лезть на чердак.
Но ничего, он сделает доброе дело по пути домой. Эта мысль развеселила Никольского, и он зашагал к подъезду дома номер пять.
На первом этаже, как водится, пахло мочой. Отсутствие общественных туалетов в районе резко сказывалось на санитарном состоянии подъездов.
Это были не просто двери, лестницы, окна. Нынче подъезды использовались целево: как сортир, как распивочная и даже как отдельный номер в гостинице.
Здесь мочились, пили водку и трахались. Поутру жильцы перепрыгивали через лужи мочи, катали ногами жестяные банки из-под пива и брезгливо косились на сморщенные презервативы, прилипшие к полу.
Но что делать, подъезды вокруг Пушки (так нынче именовали Пушкинскую площадь) были иллюстрацией новых, замечательных времен.
