Может многое говорить о тебе – сегодня. О чувстве, в
котором ты бы хотел приобрести новую реальность. Ходить под
окружением старой Москвы или гулять по улицам Парижа, а может
просто витиевато думать о лучшей судьбе. Для себя и своих друзей,
среди которых много нехороших людей. Они прячут свои
подземные взгляды прямо в воду и тонут там же, поглядывая
вровень с ощущением полного маразма в своей жизни. Но ты не
прячешь искушение за подлинником своих ожиданий и ждёшь, что
завтра будет уже философским продолжением бури. Она настала
тебе, как леди в множестве цитат, по которым странным образом ты
можешь выявить ту форму необъятности земного взгляда на свои
идеалы. А быть может, стать ещё более глупым и простительным в
своём человеческом посвящении в древней жиле происходящей
внутри жизни. Закрыв ранами свой стиль европейского утра – ты
ожидаешь ему новое прочтение, чтоб также сияло солнце и новые
виды моральности шли по угодной небу колее. Но твои противные
черты смотрят тебе в лицо прямо из зеркала, и затаившись там
неминуемо просят, чтобы оценки из прошлого ушли там назло
субъективным будням.
Ты искал свой противный ад и не нашёл его, но по голове
бьёт эта оземь мучительная просьба говорить себе правду. Имея за
душой огромный множитель философского опыта и прожитой
жизни. В неё хочется вернуться или стать немного большим
клоуном, но всё же прочесть по-иному свой завтрашний вид идеалов
в уме. Когда бы утренник состоялся на ветреном поле вдали от
человеческой важности быть состоятельным и громким словом.
Когда притворяешься и ждёшь душевный покой, а он просто так не
приходит. Его нужно приладить внутри к опротивевшей мудрости в
новом поле изгнания, чтобы завтра стало лучше в аллегорическом
смысле бытия. И ты ходишь по Москве или по Питеру, как слон в
опочивальне множества проигранных ролей в голове, а они просто
не знают, что сказать тебе на этой полосе жизни. Ты не стал умнее
или хитрее, но отжил своё слово в происходящем и прошлом, чтобы
выиграть путь солидарности в судьбе. Чтобы там в себе найти
опротивевшую ясность, что дальше так нельзя ни говорить ни
делать. Но заново пройти круг фатализма, увы, не хочется ни при
каких обстоятельствах.
Тут твоя редкая натура замирает, и глядя в своё отражение
верит, что гуляющий и робкий ливень души – только часть твоей
