.
Пролог: Колыбель тишины
Дождь бил в окна родильного отделения, как будто сама природа пыталась вымыть грех рождения. Артем стиснул руку жены, чувствуя, как её ладонь холодеет. Каждый её крик резал воздух ржавыми ножницами.
– *Ещё чуть-чуть*, – хрипела акушерка, но в её глазах мелькнуло то, что Артем узнал сразу – паника.
Ребёнок вышел на свет в тишине. Не крикнул. Лишь когда медсестра шлёпнула его по синеватой попке, раздался плач – тонкий, как трещина в стекле.
– Девочка, – прошептала жена, и в этот момент часы на стене захрипели, остановившись на 3:17.
Артем не сразу понял, что её хрип – не смех. Кровь залила простыни, акушерка закричала, но он уже не слышал. Младенец на его руках смотрел одним глазом – второй был закрыт, будто подмигивая смерти.
*«Лиля»*, – назвал он её, целуя крошечный лоб. За окном грянул гром, и на миг показалось, что тени в углу сложились в колыбель.
***
Он похоронил жену в платье, в котором она призналась ему в любви. Гроб мастерил сам – первый из многих. На могилу принёс каменную колыбель, выбив на ней: *«Спите вместе»*.
Но Лиля не спала. Она плакала по ночам, и её крики звучали чужими голосами. Однажды, в час, когда часы замирали, Артем нашёл в её кроватке куклу. Тряпичную, с волосами из жённой косы.
– Кто это принёс? – спросил он у пустоты.
Ветер шевельнул занавески, и на секунду ему показалось – жена стоит в дверях, держа палец у губ. *Тссс*.
***
В семь лет Лиля умерла. Не от лихорадки – от удушья. Артем нашёл её в мастерской, с куклой в руках. Та самая, с волосами матери, обвила её шею нитками.
– Это не я, – шептала девочка, синея. – *Она сказала… мы будем вместе*.
Когда сердце Лили остановилось, в доме завелись вороны. Они приносили в клювах пуговицы, волосы, обрывки детских рисунков. Артем собирал их в коробку под кроватью.
***
В ночь похорон он вырыл вторую могилу. Рядом с женой. Положил в неё Лилю, её куклу, а сверху – часы, стрелки намертво вмёрзшие в 3:17.
– Спойте ей, – сказал священнику, но тот отступил, крестясь.
Тогда Артем запел сам. Колыбельную, которую жена напевала Лиле. Его голос разбился о каменную колыбель, и из трещины выползла многоножка – чёрная, блестящая, с глазами как у младенца.
– Тссс, – прошептал он ей, а в ответ услышал смех. Женский. Детский. *Их*.
