Пролог: «Шелест крыльев из прошлого»
Холодный ноябрьский ветер вгрызался в кожу, словно тысячи игл. Алиса стояла посреди заброшенного цеха, где ржавые балки переплетались с тенями, как паутина, сплетенная безумием. В руках она сжимала карманные часы с треснувшим стеклом – подарок *него*, того, кто научил ее, что время можно не только терять, но и **воровать**.
Скрип двери заставил ее обернуться. На пороге мерцал силуэт в плаще, под которым угадывались очертания женского тела. *Лика? Марк?* Алиса прищурилась, пытаясь разглядеть лицо, но тень растворилась, оставив на бетоне алый след – словно кто-то протащил кисть, обмакнутую в кровь.
«Это просто инсталляция», – прошептала она, касаясь пальцами стены. Штукатурка осыпалась, обнажая надпись: *«Чудо требует жертв. Ты готова?«* – тот самый лозунг, что висел над их с Марком кроватью в дни, когда любовь еще пахла краской и бессонницей.
Она подошла к центру зала, где под прозрачным куполом лежала кукла с ее лицом. Глаза куклы были закрыты, но когда Алиса протянула руку, веки резко взлетели вверх, обнажив зрачки из осколков зеркал. В них отражалась не она, а **другая** версия себя: девочка в больничном халате, рисующая на стене углем кривые фигуры. *Клиника. Доктор Верт. Уколы, от которых мир распадался на пиксели.*
Внезапно часы в ее ладони ожили, стрелки завертелись вспять, а из динамиков, спрятанных в стенах, хлынул смех – ледяной, механический, *марковский*.
– Ты же хотела чуда? – голос просочился сквозь треск помех. – Тогда оживи это.
На полу, как по команде, замигали неоновые линии, складываясь в слова: **«УБЕЙ ЕЕ»**. Алиса вздрогнула, поняв, что «ее» – это кукла. В ее руке уже лежал нож, хотя она не помнила, как взяла его. Лезвие блеснуло, и в тот же миг купол треснул, выпуская наружу запах миндаля – точь-в-точь как в палате, где пациенты исчезали по ночам.
Она занесла нож, но вместо куклы под куполом увидела Лику. Та улыбалась, обвивая руками шею Марка, чьи пальцы сжимали пульт от часов.
– Чудите *сами*, Алисочка, – прошипел он. – Или сойдете с ума, пытаясь.
Удар. Хруст стекла. Часы выскользнули из руки и разбились, а стрелки, словно змеи, поползли к ее запястьям. Последнее, что она услышала, прежде чем тьма накрыла с головой, – детский смех. *Свой собственный*, записанный на пленку двадцать лет назад.
