«Есть „киа-рио“, а есть „киа-де-жанейро“», – горело в настенной плазме. Не смешно – не заражена.
А племяшка хочет стать юмористом, когда вырастет. Иронично. Ещё десять лет назад это было лишь развлечением.
«Если слышите смех, нажмите тревожную кнопку, – на повторе вещал динамик на улице. – Если начнёте понимать шутки, значит, вирус заразил спящих в глазных яблоках паразитов, которые блокируют вентральный стратум, отвечающий за понимание юмора. В таком случае немедленно обратитесь за помощью».
Целый день в голове был сумбур. В метро передо мной человек рассмеялся над шуткой из громкоговорителя, звучащей перед названием станции. Люди в вагоне запаниковали, но ликвидаторы появились быстро. Заражённого увезли.
Поколению племяшки будет легче с этим справляться. У них не будет воспоминаний о прежней жизни.
В садик я приехала только к восьми, торопилась в зал продлёнки, но замерла. В пустом коридоре эхом разнёсся детский смех.
Я нажала тревожную кнопку.
Шла на непривычный звук, пробирающий до костей.
Сашка сидела на ковре среди игрушек, рядом от смеха скручивалась её подружка Лейла. На полу лежала воспитательница.
– Саш… – Голос от напряжения осип, поступающая истерика не давала дышать.
Племяшка обернулась на голос. Белая юбочка была измазана кровью.
– Она смеялась, а потом упала, – Сашка всхлипнула; я задушила в себе панику, сделала шаг вперёд.
Заливистый смех Лейлы резал по ушам. Её ещё можно было госпитализировать. Но женщина… её смерть меняла всё.
Паразиты не покидают живое тело, только мёртвое.
– Всё хорошо, – я осторожно приблизилась к племяшке, сквозь ужас пытаясь оценить её состояние. – Русалка села на шпагат…
Сашка мотнула головой.
Я взглянула на потерявшую связь с реальностью Лейлу. Ждать бригаду помощи было нельзя. Тело мёртвой женщины может быть опасно. Неизвестно, как вирус заражает паразитов, спящих в нас.
Я рухнула коленями на пропитанный кровью ковёр. Голова женщины была разбита.
Хотелось кричать и плакать, но я обязана была спасти Сашку. Шанс был.
Лейла смеялась.
Но она была не опасна. А распахнутые в предсмертном ужасе глаза холодеющего тела – да.
Природный инстинкт подогрел кровь. Пусть заражусь я, а Сашка выживет.
Я взяла со стола железную линейку. Глубоко вздохнула, уронила на ковёр слёзы безысходности. Дрожащими руками поднесла, острым краем поддела глаз, сдерживая рвотный позыв.
