Глава 1. "Между временами"
Боль пронзила голову так внезапно, что лейтенант Игорь Соколов не сразу понял, где находится. Память возвращалась медленно и болезненно, словно сквозь толщу воды. Последнее, что он помнил – это ослепительную вспышку взрыва и ревущее пламя на окраине города Н. Теперь же вокруг расстилалась совершенно другая картина.
Туманное небо XIX века встретило его странным сочетанием звуков: грохот старинной артиллерии перемежался с криками всадников и треском мушкетных выстрелов. Земля под руками была покрыта не современной бетонной пылью, а мягкой, усеянной опавшими листьями почвой. В воздухе стоял запах пороха, но не того, к которому привык Игорь за годы службы, а более древнего, медного.
Попытка встать закончилась новой вспышкой боли в висках. Лейтенант осторожно ощупал свою голову – там, где должен был быть современный шлем, обнаружилась треуголка, украшенная золотым галуном. Руки дрожали, когда он разглядывал форму, которую теперь носил: темно-зеленый мундир с серебряными погонами, высокие сапоги, эполеты – все указывало на офицера Российской императорской армии начала XIX века.
В нескольких десятках метров от него группа раненых солдат, облаченных в похожую форму, пыталась организовать оборону против продвигающихся французских егерей. Яркие красные мундиры противника контрастировали с осенней природой поля боя. Но самое странное было впереди.
Когда один из русских офицеров подбежал к нему, чтобы оценить состояние, произошло нечто невероятное. "Граф Болконский! Слава Богу, вы живы!" – воскликнул незнакомец, помогая Игорю подняться. Граф? Болконский? Это были имена из романа Толстого "Война и мир", но никак не его собственная биография.
В кармане мундира действительно обнаружился кошелек с документами на имя графа Андрея Болконского, героя Аустерлицкого сражения 1805 года. Вместе с бумагами нашелся странный медальон, сделанный из металла, который Игорь не мог определить. На одной стороне была выгравирована царская корона, а на другой – древние руны, светившиеся мягким синим светом даже в ярком свете дня.
Первая мысль о сумасшествии быстро сменилась более тревожным предположением – он действительно оказался в прошлом, причем не просто в качестве наблюдателя, а заняв чье-то место. Каждый шаг давался с трудом, каждый звук казался чужим и одновременно знакомым. Воздух был наполнен запахами, которые невозможно забыть: конским потом, железом и кровью.
