У окончании переходной тропы, преграждая дорогу грузовику, о чём мог бы думать человек?
Об убегании? Об освобождении миром?
О ничего?
«О чёрт! – пауза, тишина в голове на одинокой улице; даже мысли остановились. – Дай мне силы закончить…»
Точно не о колесах, которые неестественно подпрыгивали, обращенные в брюкву.
Точно не о человеке за рулем.
Точно не о себе?
– О боги! – пауза, хор чувств на безлюдной улице; холодный жар поднялся изнутри. – Претрясно… Нас теперь трое…
В голове, но не мысль, родилось восклицание у человека.
А грузовик не думал останавливаться. Но брюквенные колёса раскололи дорогу надвое, и машина в шаге от человека съехала с тропы. Неожиданно для никого врезалась в столб. Разлетелась хрусталем.
И человек, не рискуя более стоять как столб, развернул с городской тропы и спотыкаясь пошел прочь.
Это был ‘Идиом Хатен’’’-Рид, кто крутил головой, не думая о том, что произошло. Единственная прядь на поле ночных волос, цвета молодой сирени, спадала к молочным губам и колебалась.
И будто прошлое не произошло, он достал из серых брюк телефон, припоминая тропу к другому магазину продуктов, и проверил баланс на карте: незначительный.
– Что это за светящийся камень?
Родилась немысль и озадачила ‘Идиома, поскольку он старался не думать. Он подумал, что от ударов сердца разум шутит над ним, но немысль отшутилась:
– Коли был бы у тебя разум, ты бы не лез под… Не-знаю-что…
Немысль хоть и рождалась в голове человека, но звучала едва ли ему однородно. Скрип по металлу, отлитому из забытого солнца, наполнял слова.
‘Идиом, стараясь не думать больше, подумал: «Может, стоит есть меньше?»
– Эй, кусок глины, ты в своем уме?
«Не в моем ж?» – подумал с разочарованием ‘Идиом.
– А что, в моем что ли? В моем не так пусто. Я даже сначала подумал, что тут людей забыли душой наделить.
– Тут это где? Во мне?
– Нет, пустая голова, в мире вашем. Ты вообще от мира сего?
– Наверное, а ты откуда? – на безлюдной улице прохожий, титан без лица, втоптал взглядом ‘Идиома и прошел мимо.
– Из-за тропа. Можешь не говорить вслух со мной, похоже, у вас это диковинно.
Опомнившись, ‘Идиом посмотрел за плечо: улица, очень широкая и одинокая, но рябь на луже напоминала о людях. Он ударил себя по лбу и вжался в пустую грудь.
