Конкистадор после продолжительного полета завалился на густое облако, чувствуя только боль, но более – ничего. Над ним возвысился золотой колосс с факелом в руке. Капля свечного воска упала на лоб получеловеческой оболочки, она подняла глаза наверх – Солнце осуждало испанца. И, поскольку тот чувствовал ничего, то и погрузился в ничто.
Солнце гневно возвысилось над своим храмом, лучами прорезало густой туман, скопившийся на пике горы, и опалило холодом неверующих, которые несмотря на ранний час соскребали золотые плиты со стен пирамиды.
Был среди жаждущих, но не подле них, и Армандо. Идальго1, грудь которого всегда передвигалась впереди него самого. В лагере шутили, мол он носит запасную кирасу под ребрами, а рыцарь уточнял, что и не одну. В средних своих годах мужчина бросил наемничью жизнь, остепенился в некоим роде, чтобы стать конкистадором. В Новом Свете кровь и порох казались ему более ароматными. К тому же, платили гораздо приличнее, а теперь, когда Куско2 пал, все достойные получат землю, о чем третий сын мелкого дворянина не мог и мечтать в Старом Свете.
Холодок пробежал по белой коже. Армандо поежился. Столь счастливое утро омрачала поистине трагичная новость – друг скончался. И расстались они на прискорбной ноте, полной злословия, упреков и непонимания.
Идальго потрепал шелковистую гриву коня и проехал по пустой улице с красными пятнами на каменных дорогах. Тишину изредка прорубал плачь, эхом разбиваясь о кладку диких зданий. Где-то здесь должен был быть особенный в своей простоте дом, истинно – как говорил его покойный друг – верующий. Со скромной соломенной крышей, с приоткрытыми всегда дверями, готовыми принять гостя, с бадьей чистой воды, которую мог испить путник. А определить, что этот дом – тот самый среди сотен подобных, можно было по каким-то веревкам над косяком.
И Армандо приметил странное плетение у соседнего здания: свисали шерстинки альпака, на которых были незамысловатые узлы. Конкистадор не знал как эта письменность называется, в отличие от друга, посвятившего несколько лет изучению обычаев индейцев. Армандо не понимал его страсти: что могло быть познавательного в столь неразвитой культуре?
Идальго закрыл глаза, сплюнув на орнамент влажных дорог, перекрестился, помолился за упокоение и спрыгнул с лошади, взяв под уздцы. Они прошли за приземистый забор во внутренний двор, окруженный тремя зданиями с циклопической кладкой. Каждый камень был настолько тонко подогнан, что и клинок бы не поместился между ними. Варварская работа. Армандо завел кобылу за угол, чтобы не украли, подтащил ей бадью с водой и, крепкой рукой поправив фальшион
