Едва закончилась утренняя служба, как захмелевшие от тесноты и ароматных благовоний прихожане заторопились наружу. С довольными раскрасневшимися лицами, небольшими группками, иногда вдвоем и по одному, они спешили глотнуть свежего воздуха. На улице прихожан встречало ясное декабрьское утро, их праведный пыл, подчинившись морозу, ослабевал, и вот уже они одной дружною гурьбой толпились на церковном крыльце, закутывались, застегивались, рассказывая друг другу свои впечатления, какая нынче вышла замечательная служба, и что за чудо был сегодня наш батюшка Феофан, златоуст! краснобай! Насколько мудрую произнес он вещь, что, честное слово, казалось, ангелы небесные спустились слушать его проповедь, и будто бы даже Ольга Федоровна, больше других известная своей набожностью, отчетливо слышала шелестенье их крыльев.
Когда крыльцо почти опустело и остались самые верные и прилежные из прихожан, больше всего это были одинокие старики, окружившие Ольгу Федоровну, которая удивительным образом где-то отыскала белое крупное перо и старательно изображала шелест ангельских крыльев, двери церкви распахнулись вновь, и высокого роста, с могучими плечами батюшка вышел на улицу. Этот батюшка и был Феофан, известный на всю губернию различными богоугодными талантами, и в некотором роде человек с большой буквы. Про него говорили, что иной раз наш батюшка самого отчаянного безбожника одной только силою слова мог обратить в православие. Любили и уважали его православные крепко, а Феофан в ответ любил и уважал православных, оставаясь для них примером безусловной и непоколебимой Веры. К нему обернулись, оставив Ольгу Павловну с пером, стали благодарить и прощаться, а некоторые почтительно кланялись. Феофан тоже поклонился и широко и щедро всех перекрестил. На прощание нежно погладил Ольгу Павловну по головке и отправился в город. Путь сегодня ему предстоял не близкий, но в зиму дорога всегда казалась длиннее, и потому он вышел заблаговременно.
Зиму он любил, но предпочитал ее снежною и с крепким морозцем, какой она и выдалась нынче, когда его внушительная борода выбеливалась инеем и превращалась из темно-русой и густой, как у былинного богатыря в старинных преданиях, в сказочную седую, какая могла бы украшать статную фигуру Деда Мороза, если б, конечно, он существовал. Феофан не верил в Деда Мороза и другие похожие выдумки, но во всесильного покровителя своего и с некоторых пор работодателя верил безоговорочно и свято.
