Предисловие
Лафкадио Хирн или «Великий призрачный круговорот смертей и рождений»
В тени бетонных и стеклянных зданий Гинзы, торгового района Токио, начиная с четырёх часов пополудни, уже встречаются мужчины и женщины в роскошных кимоно. Это театральная публика или люди, собравшиеся на приём. Они равнодушно проходят по маленьким торговым улочкам мимо магазинов, украшенных транспарантами. На некоторых дверях висят большие венки из цветов; на ленточках написано, что сотрудники такого-то кафе или такой-то парикмахерской празднуют день покровителя или отмечают очередной юбилей своего заведения.
Между аллеями и дорожками большого сада, среди альпийских горок и кустов, скрывается пагода с выгнутыми крышами и стенами, покрашенными в весёлые цвета. Вход в её сумрак, пронизанный золотистым сиянием от множества странных идолов, охраняет страшный деревянный великан. На морде у этого доброго духа зверская гримаса, которая вкупе с огромной саблей призвана устрашать демонов, злоумышляющих против прихожан и прочих посетителей.
В другой пагоде под нарисованным на потолке вестибюля драконом на полу очерчен круг, рядом табличка на двух языках предлагает хлопнуть в ладоши именно в этом месте, «чтобы услышать удивительный рёв священного дракона».
Какой уважающий себя японец забудет отломить кончик хвоста на статуэтке молодой кошки или рискнёт завести у себя в саду пруд со стоячей водой? И длинный хвост, и стоячая вода привлекают таящихся во мраке демонов, следовательно, необходимо лишить их привычных земных убежищ.
В стране, где костюмы и обычаи, искусство и традиции, декор и цветы на каждом шагу рождают торжество красок и волшебную атмосферу, фантастическое всегда живёт рядом, будучи свободным от угроз, приводящих в беспорядок разум западного человека. Оно не просто пронизывает жизнь японцев, а становится хотя и неожиданным порой, но природным явлением.
Фантастическое с точки зрения Запада не воспринимается таковым японцами, а потому не содержит зловещих таинственных ритуалов, пугающих человека, обладающего картезианским воображением. В Японии сама смерть сняла с себя пугающие одежды, в которых она является западному воображению, превратившись в добродушного привратника, охотно открывающего двери загробной жизни в обе стороны.