Меня в глубине раздирает агония,
Рвётся наружу она изнутри.
Больно мне жить, умереть тоже больно,
И я горю, Notre-Dame de Paris.
Строки бегут, буквы плавятся в стане,
Не доходя до белеющих губ.
Словно в дыму я блуждающий странник,
Всё-таки где-то, наверное, ждут.
Кругом, набатом, трещотками, слепо
Бегает, ходит моя голова.
Я лишь хочу дотянуться до неба,
Снова взамен получая слова.
Сложатся в числа, симфонии, ритмы,
И разлагаться начнут по слогам.
В бешеном, страстном, слепом алгоритме
Как-нибудь вновь соберутся в слова.
Что уж молчать? Мне ответить бы, право,
Что-то опять не даёт мне сказать.
Внутренний мир, оглядев худощаво,
Заново всё оголтело начать.
Касаясь рукой мягко чёрного неба,
В доме оставлю горсть грязных молитв.
Пусть из них каждая мне непотребна,
Пусть хоть раскаяние жизни лишит.
И от греха не отводит ни капли
Смятение, боль и потребности желчь.
Больно и боязно, новые грабли
Вместе со старыми хочется сжечь.
И оставаясь на грани и между
Шагом, вторым, меня там кто-то ждёт.
Жизнь мне оставила кроху надежды —
Не лечит, не гаснет, пусть заберёт.
А ведь никто никогда не узнает,
Как ярко горел Notre-Dame de Paris.
Больно и боязно, вновь обрекает,
Рвётся наружу во мне изнутри.