Глава первая. В переделке
Февральское послеполуденное солнце светило настолько ярко, что искрящийся в его лучах, подобно алмазам, снег слепил глаза. К большому моему сожалению, теплее от этого не становилось. Морозы! Вот к чему я так и не смог привыкнуть за все годы жизни в России. И сейчас, на пустынной дороге среди оренбургской степи, мне было зябко, несмотря на застегнутый на все крючки ментик1, обшитый мехом. Особенно доставалось ногам в коротких сапожках, именуемых ботиками, в которых то и дело приходилось шевелить пальцами, чтобы не замерзли. Я охотно сменил бы их на теплые русские валенки, но, увы, гусар в валенках смотрелся бы несколько странно, да и не по уставу. А вот моему спутнику мороз был нипочем, хотя и он родился гораздо южнее этих мест. Этот, крепкого сложения молчаливый малый, по имени Макар и по фамилии Курин, был моим денщиком. Так в русской армии называли солдат, поставленных прислуживать офицерам. Честно говоря, я почти не знал его, так как в денщики его определили недавно. И, к тому же, за эти пару месяцев он из десяти слов из себя не выдавил.
Кони наши шли неторопливой рысью, выпуская ноздрями теплый воздух, отчего морды их покрылись инеем. Мой – гнедой красавец-дончак с большой примесью арабской крови, проявившейся в маленькой аккуратной голове и тонких ногах, время от времени шевелил ушами, будто прислушивался. Я назвал его Алезаном2 из-за красноватого оттенка его масти. Еще он обладал добродушным нравом и был очень ко мне привязан. Я купил его трехлеткой у заводчика за восемьдесят пять рублей. Это большие деньги за невыезженную лошадь. Хитрец хозяин никак не хотел уступать, утверждая, что в бою такой конь не раз может спасти жизнь, за него и торговаться совестно. Алезан был достаточно росл для службы в кавалерии, неприхотлив, как и вся их степная казачья порода, быстр, как ветер, и неутомим в беге. Старый вахмистр из черногорцев Певич отлично выездил его для меня. Уже второй год я с ним не разлучался. Он был со мной в Польше, и вот теперь, в заволжских степях, где наш корпус находился с середины января этого года, участвуя в подавлении пугачевского бунта.
Бунт этот, поднятый яицкими казаками, потребовал участия многих воинских команд. Среди них оказался и полк Ольшанских гусар, в котором я служил со времени своего приезда в Россию. Он входил в сводный корпус под началом моего первого полкового командира Петра Михайловича Голицына, ныне уже генерал-майора.
