Мне уже много лет, так много, что я уже готова уйти в вечность и мне совсем не страшно. Я родилась на стыке веков, так и не поняв, к какому веку я отношусь своим рождением. Без минуты полночь, тысяча девятисотого, я появилась на свет, а ровно в полночь, тысяча девятьсот первого года, раздался мой слабый плач. Наверное, этот вопрос мучил меня всю жизнь или я просто зациклилась на нём, как бы сейчас, в конце двадцатого года, сказали, что это бзик.
Семья была бедная, отец батрачил на бая, жившего на труде подобных отцу, женщинам, носившим паранджу и вовсе не было работы. Помню, паранджа моей матери была старая, тёмная, потерявшая свой изначальный цвет, залатанная во многих местах, да и платье, узбекского покроя, больше походило на холщовый мешок. Наверное, время моего рождения никто бы и не запомнил, но роды у матери принимала молодая женщина из города, она как раз вернулась в наше село, выучившись в городе. Сейчас я даже уже и не знаю, как в то время, ей удалось поехать в город и закончить курсы медиков. Может была сиротой и жила одна, или уж очень настырная в учёбе была, кто знает. Только её через год убили, ударив камнем по голове, а когда она, вскинув руки и вскрикнув, упала, просто добили. Она как раз возвращалась поздней ночью, в очередной раз приняв у кого-то роды. Видимо, людям, не нравилось, что она не такая, как все, да и паранджу она не носила, только платок на голове.
В то время, народ был простой, недалёкий, подчинявшийся любым приказам баев. Это она сказала моей матери, что родилась я на стыке веков и жизнь у меня будет особенной. Позже, мама мне сказала, что если бы роды у неё принимала местная повитуха, я бы не выжила, настолько слабенькой я родилась. Отец моему рождению не был рад, ему нужны были сыновья, чтобы повзрослев, они смогли работать на бая, как и он с подросткового возраста.
– Эх! Где же я ей приданное возьму, да и кто женится на голи? А может и не вырастет, умрёт, – это были его слова при моём рождении.
Всё это рассказала мне мама, когда я подросла. Знал бы тогда мой отец, что я доживу до глубокой старости и стану свидетелем и даже участницей исторических событий двадцатого века. Но всё по порядку.
Родилась я слабенькой, с маленьким весом, совсем крошечной девочкой, может, увидев меня или взяв на руки, мой отец и решил, что я не жилец. Да и как, тогда, в такой бедности, рождаться детям с соответствующим весом? Отец всё же милостиво почитал над моим ухом молитву и дал мне имя, назвав Халида, так как при рождении у меня было большое родимое пятно на плече. И всё, больше он мной не интересовался.
