Ниспошли дождь, дождь поздний. И открою я уста свои и приму вовремя твое благословение. Душа моя будет вместо твоей души. Ибо истинно вожделею я бездушный твой образ, безгласная. Между кровью и кровью приди, когда лишён я стану всякой надежды и спасения.
Молитва Явиди, Из Тысячи Лиц Сотканной
…то ей было сказано: не наречётся твоё имя человечье, но да будешь ты отныне Явидь, Из Тысячи Лиц Сотканная. Ибо отвернулся Податель от тебя, стал тебе врагом.
…и с ужасом будут народы поминать тебя, души могущую сшивать. Ведь прикасаться ты станешь к нечестивым и давать станешь взаймы власть над смертью. Ибо призванные тобой кормлением тебе послужат.
…жатва твоя продолжаться станет, доколе восстать во плоти ты сумеешь в дни последние, нетленной, но из тысячей лиц сотканной.
Трёхкнижие, Святое благовествование, глава одиннадцатая
Весна 7012 от сотворения мира
– Брюшную полость не трогать.
– Но как быть со стрелой?.. – послушник в чёрном подряснике смотрел на него в недоумении.
Виктор отвернулся от раненого, лежащего на сене. Глинобитный пол был залит кровью.
– Никак, – в желании спрятать трясущиеся от волнения руки, он обхватил фартук. – Федка, плесни воды. И принеси ещё кровоостанавливающего порошка.
Сладковатый, удушливый запах смерти. Он был повсюду. Благовония, которые воскуривали насельники монастыря, не перебивали тошнотворной вони, напротив – прибавляли гари. Виктор был пропитан смесью этих запахов насквозь.
Федка, отрок чуть старше десяти лет с рассечённой верхней губой, неуклюже приблизился и принялся лить воду из кадки ему на руки. Под глазами мальчика пролегли тени. Левая рука болталась на перевязи.
На виске Федки торчал пучок седых волос.
«Как маленький старичок», – подумал Виктор, растирая между ладонями корень мыльнянки.
Он поблагодарил мальчика кивком головы, заметив, как трясётся его тонкая ослабевшая рука.
– Да ты умом тронулся, не иначе! – попрекал послушник, остервенело дёргая свою жидкую бородку. – Ты уже вырезал наконечники стрел. Тогда что не так с этим несчастным? Почему отказываешь ему в помощи?
– Я не отказываю, просто неспособен, – Виктор поморщился, в ушах звенело от усталости. – Любое вторжение в брюшную полость убьёт его наверняка. Зря только промучается.
На сухом, и без того немолодом лице послушника прибавилось морщин. По-прежнему не спуская воспалённого взгляда с Виктора, послушник зашатался из стороны в стороны.
