Пыльный Форд полковника долго петлял по сельским дорогам, прежде чем въехать в геометрически правильные улицы Нью-Йорка. Полковник Арчер торопился, хотя письмо, позвавшее его в этот дальний путь, и было не совсем понятным. Человек, написавший его, давно исчез из жизни Арчера, лишь ненадолго мелькнув в ней, но теперь человек этот умолял о встрече, обещая раскрыть тайну, важность которой пусть и притупилась с течением времени, но вновь напомнила о себе с этим неожиданным письмом.
Сверившись с картой, полковник вскоре заехал в район отнюдь не парадный: дома в несколько этажей, обвешанные людьми трамваи, церковь, какой-то кинотеатрик… все было обшарпанным, да и люди тоже выглядели потрепанными и обозленными. Впрочем, полковник отнюдь не питал иллюзий – сам он тоже был стар и потрепан жизнью. Накатившая на страну вслед за ураганом послевоенной роскоши, бедность, не миновала и его: костюм был не нов, а автомобиль скрипел, стучал и хрипел, как изношенный организм старика. Но все это не занимало мысли полковника, ни когда он ехал по улицам, где шли потоки людей и никому ни до кого не было дела, ни когда, наконец, он остановился у одного из тех домов, где сдавались комнаты внаем. Этот дом мало отличался от других похожих домов на этой улице – такой же облезлый, с магазинами в полуподвале и объявлением о сдаче комнат с обедами для постояльцев. Жильцы в таких домах были весьма разнообразны; главное, чтобы вовремя платили и не слишком увлекались в разврате, хотя при дополнительной оплате хозяева прощали и такое прегрешение.
Застекленная тяжелая дверь открылась на удивление легко, без скрипа, звякнул колокольчик на косяке, полковник шагнул внутрь. Сонный консьерж, пробудившись, оторвал голову от стойки:
– Что вы хотите? – Видимо, его совсем не интересовало, нужна ли вошедшему комната. Не этот, так другой.
Полковник обвел взглядом фойе: продавленный диван, пара старых кресел и столик, пальма, покрытая пылью, телефонная будка со старым телефоном в углу, одно стекло в ней было выбито. Газеты и журналы на столике отнюдь не казались свежими, с кухни пахло чем-то пригорелым. Это был приют бедности, зависшей перед падением в нищету. Отсюда еще ходили на работу или проживали последнее, а то и жили в долг, еще надеясь выбраться. Или уже не надеясь. Дальше путь был или в дома, где места сдавались только на ночь, бывало и без кровати, или прямо на улицу.
