Проснулся Леонид Андреевич от какого-то постороннего шума, незнакомого, а потому тревожного. Пробуждение было мучительным, ибо случилось в тот самый неподходящий момент, когда сон только-только сковал его сознание, а слух пока еще отключиться не успел, продолжая по-прежнему реагировать на внешние раздражители. Свинцовой тяжести мысли еле ворочались внутри черепной коробки Леонида, силясь вычленить тот самый непривычный звук, который его разбудил. В большой и старой коммунальной квартире, помимо жильцов в количестве четырех семей, обитало множество самых разных шумов. Живущие здесь люди вообще не знали, что такое тишина. Отдаленный гул машин, стук капель по ржавому металлу водоотливов, скрип половиц, глухие хлопки дверей, шарканье тапочек, одновременный бубнеж нескольких телевизоров – звуковой фон не затихал здесь никогда – ни днем, ни ночью, и стал уже настолько привычным, что уши жильцов оставались к нему абсолютно невосприимчивыми.
Минуты две-три понадобилось Леониду, чтобы синхронизировать органы чувств с окружающей обстановкой, и тут трехкратная трель дверного звонка, окончательно прогнав сон, объяснила ему причину вынужденного пробуждения. Три коротких звонка означали, что поздний посетитель явился именно к нему.
Быстро поднявшись с кровати и натянув на худые ноги порядком вылинявшие джинсы, Леонид Андреевич, надевая на ходу рубашку, поспешил в конец общего коридора, опасаясь, что нетерпеливый гость опять примется трезвонить в дверь. Такого вопиющего нарушения негласных правил общежития соседи по коммуналке ему бы точно не простили. И так-то явившийся за десять минут до полуночи посетитель – полноценный повод для скандала, а уж если его звонок в дверь, не дай бог, разбудит кого-нибудь из жильцов – пиши пропало.
На ощупь пробираясь через захламленный и плохо освещенный коридор, Леонид кожей ощущал излучаемое из каждой комнаты недовольство. Он побыстрее распахнул входную дверь, даже не посмотрев предварительно в дверной глазок.
Поздним посетителем оказался высокий, худощавый мужчина в черном пальто, красиво, без единой складки облегавшем его фигуру от повязанного на шее темного платка и до самых колен. Он стоял на заплеванной, выщербленной во многих местах мозаике лестничной площадки в достаточно вальяжной позе со слегка склоненной набок головой, опираясь обеими руками на выставленный перед собой сложенный зонт с изогнутой ручкой. При тусклом свете висевшей под высоченным потолком мутной лампочки как следует разглядеть его лицо было нельзя, однако Леониду почему-то показалось, что выглядит мужчина достаточно интеллигентно, вероятно, из-за отсутствия лишней растительности на щеках и подбородке, а также благодаря поблескивавшей оправе аккуратных очков и шляпе с короткими полями.
