Солнце, совсем недавно свернувшее к закату, все ещё немилосердно обжигало и без того раскалённую равнину, но с востока уже потянуло прохладой. Ровная, как стол, поверхность выжженной солнцем пустыни заколыхалась в мареве густых и маслянистых облаков тёплого воздуха, причудливыми струями исходящего от нагретой солнцем почвы. Всё живое, прятавшееся от дневного зноя в трещинах, покрывающих частыми зигзагами высушенную землю, вылезло наружу. Впрочем, с живностью в этих местах, да ещё и в самое жаркое время года, было не густо. С десяток ящериц, сверкая изумрудными чешуйками, неподвижно грелись на вечернем солнце, пару раз, лениво извиваясь, прошелестели змеи, да шустрые и вездесущие сурикаты шныряли туда-сюда между пучками сухой травы.
Пустынный пейзаж, не менявшийся тысячелетиями, оставался незыблемым до того самого скорбного, но великого дня, когда безмятежность и тишина этих мест были нарушены человеком, или точнее огромной массой людей, спасавшихся от свалившихся на них несчастий и двигавшихся через пустыню навстречу неизвестности.
Первыми забеспокоились сурикаты. Застыв столбиками, зверьки стали прислушиваться, беспокойно поворачивая головки в разные стороны. Ящерицы, сверкнув зелёными спинами, бросились врассыпную. С юга, насколько хватало взгляда, на однообразный пустынный ландшафт с монотонным гулом накатывалась огромная волна пыли. Сухая земля подрагивала от топота множества ног людей и животных. Поднимая пыльные тучи, через пустыню шли люди – огромная масса людей вперемежку с гуртами скота и повозками всевозможных видов и размеров.
Зрелище великого исхода, если бы его со стороны мог увидеть кто-нибудь помимо сурикатов, потрясало воображение. Казалось, что через пустыню на север континента двигался целый народ. На самом деле это была лишь небольшая часть жителей страны под названием Перикон, но это были лучшие люди – цвет нации, не пожелавшие погибнуть в родной стране и имевшие мужество бросить свои дома и отправиться на поиски новых мест, где бы они могли поселиться.
Измождённые люди брели молча, но множество голодных и изнурённых зноем животных издавали тягучее мычание, надрывное блеяние и резкое хрюканье. Скрипели тысячи несмазанных колёс, а топот людских ног сливался в сплошной гул.