Лин лежала на старом небольшом диванчике в своей крохотной комнатке, слушая шум осеннего дождя. Из небольшого квадратного окна лился тусклый дневной свет, а по мутному стеклу барабанили дождевые капли. Осень взялась за свои права в этом году стремительно: не успел закончиться летний период, как в первый же день осеннего занялась мощная гроза, и уже неделю не прекращался противный дождь с пронизывающим ветром. Лутовчане не успели убрать с полей поздние овощи. Кто-то пытался собирать тыкву, но утопал по колено в грязи, плевался и бросал это занятие. Лин было всего пятнадцать, но за свою жизнь она повидала столько горя, что выглядела на все двадцать пять, а её каштановые волосы уже пробивались сединой. В комнатке было одно крохотное зеркальце, в которое она каждое утро высматривала «предателей» – седые волосы – и дёргала их.
Она запустила руку под подушку и достала небольшой портрет в рамке: на неё с любовью смотрели мать и отец, весёлые и молодые, такие живые! Бережно провела пальцем по деревянной резьбе и предалась воспоминаниям: вот мать готовит завтрак в их большом трехэтажном доме, а отец вышел кормить лошадей. Ему днём ехать на ярмарку в Лут, продавать фрукты – лето выдалось замечательным, и излишков много. А Лин всего восемь, она ходит с куклами в обнимку и думает об окружающем мире хорошо, любит всех вокруг!
Потекли слёзы. С тех времён остались одни воспоминания и трехэтажный дом, который, однако, давно Лин не принадлежал.
Вдруг во входную дверь постучали. Она прислушалась к звукам снаружи. Кого это ещё принесло в такую погоду? По лестнице спускался её второй отец – Вилькун. Она терпеть не могла этого человека, даже несмотря на то, что он был родным братом её любимого отца. Но отца больше нет, и матери нет. И теперь ей приходится жизнь с чужими людьми, называть их своими родителями, в реальности пребывая в статусе дешёвой прислуги, а не дочери.
Входная дверь открылась, послышались голоса, кто-то шумно вошёл.
– Лин, быстро сюда! – услышала она голос Вилькуна.
Надев тапочки и выскочив из комнаты, она пробежала кухню и вышла в парадную: у двери стоял усатый представитель королевского ополчения, с которого ручьями стекала на пол вода, а большие сапоги его были до самых своих бортиков в грязи.
– Возьми тряпку и вытри господину обувь, а плащ развесь у камина, и вытри тут полы, да побыстрее! – скомандовал Вилькун, который и сам выстроился по струнке перед господином из королевского ополчения.
