Гостиница «Граф». Субботнее утро. Номер 56.
– Очнись. Люда! Где твоя фа…
– Колготки, мама! Колготки! – истерично прервала вопрос молодая грузная невеста, еле развернувшись в лоскутах белого тюля.
– Давайте, девчонки, помогайте. Пусть кто-то подержит юбку, а я пока натяну капронки. Только мне нужно подлезть…
– А букет?
– Тут лежит.
– Тьфу ты! Слава богу. Кошмар какой…
Напряжённый воздух, который норовил перерасти во всеобщее безумие, содрогнулся тёплым голосом тёти Саши: «Нужно, чтобы дождь пошёл! Это к счастливому браку!». Валентина, мама Люды, строго выглянула после этих слов из-под тканей у вспухших ног дочери, говоря всем своим видом, что ей не до окрыляющих суеверий.
Знаю я, к чему приводят эти дожди. Конечно, может быть, они и предрекли моё появление на свет, но откровенно не сулили моим родителям благостное замужество – эти вопли доносятся эхом из моего туманного детства даже сегодня. И единственное, что связывает этих людей опосля, – это общая фамилия, так и не сменившаяся на девичью одной из сторон.
– Люда, втяни живот! – Валентина садистски потянула за петли корсета.
– Да куда-ж его втягивать! И так под рёбра ушёл. Всё, перестань, мама! Больно!
– Ёшкин кот, соберись. Ты как вообще это платье подбирала?
– Нормально подбирала! Что ты пристала ко мне?! Хватит со мной в таком тоне говорить, мозги выносишь.
– Люда, слушай сюда. Я твоих психозов нахлебалась вдоволь. Сейчас соберу манатки и уеду к херам.
– Да и вали!
Голос новоиспечённой невесты содрогнулся, а тело сделало резкий рывок в противоположную сторону от нахмуренной матери, ослабившей хватку. Её потрёпанные от подготовки подруги замельтешили, оторвавшись от своих обязанностей. Фотограф пижонской наружности потерянно оглянулся на присутствующих. А тётя Саша резво взяла участниц зарождающегося конфликта за руки и компанейски воскликнула: «Так, успокаиваемся! Это ваш праздник. Не будем ссориться. Давайте: вдох, выдох… Всё будет хорошо!»
Люда с детства была красивее и, как казалось мне и нашим мамам, талантливее меня. И на творческих кружках являлась примером для подражания, что мозолил глаза другим детям. И комната-то у неё личная появилась задолго до того, как подобная роскошь досталась мне. И мальчикам Люда казалась миловиднее, интереснее и, как минимум, понятнее. Короче, Людке я проигрывала по полной. Лейтмотивом дальнейшей моей жизни выступала идея о том, что надо, раз уж выигрывать не получается, получить приз зрительских антипатий. Шокировать и провозглашать своё уродство и непохожесть. Конечно, где-то внутри я верила, что мама в один момент скажет: «Ах! Что ты с собой сотворила! Как мне искупить свою вину за это! Какую принцессу мы потеряли, пока глазели на это привередливое чудо в ситцевой юбке!» Но это были достаточно бессознательные процессы.
